История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

Выпадали и такие дни, когда им вовсе не удавалось увидеться. 27 октября Шелли писал: «О, любовь моя, зачем наши радости столь кратки и тревожны? Похвали меня за терпеливость, любимая, за то, что я не бегу безрассудно к тебе – урвать хоть минутку блаженства…

Если не дам знать до того, приходи завтра в 3 часа в собор св. Павла. Прощай. Вспоминай любовь – в вечерний час перед сном».

Но даже в коротких записках, которыми обменивались влюбленные в дни разлуки, Перси не забывает поделиться с Мери радостной политической новостью. В этот конверт он вкладывает вырезку из газеты «Таймс» за 24 октября 1814 года, где сообщается об отмене торговли рабами: это событие для него так же насущно, как то, что некий биржевой маклер мистер Уэттсон обещал ему ссудить 400 фунтов. «Моя любимая, скоро мы будем вместе», – таким заверением заканчивалось почти каждое письмо.

Но только к середине ноября угроза ареста как будто миновала. Шелли удалось добиться от своих кредиторов гарантии безопасности и наконец вернуться домой. «Самые заклятые враги уже не смогут нас разлучить», – с этими словами Перси поднял Мери на руки и закружил ее по комнате.

Несколько дней спустя в доме Пикоков Перси встретил Хогга и снова радушно пригласил его.

«Любопытно взглянуть на семейное счастье сумасшедшего Шелли, – подумал старый приятель, принимая приглашение. – Что особенного он нашел в этой девчонке? Ничего, кроме действительно красивых глаз, я в ней не заметил, но долго ли их очарование удержит его?»

Результат визита оказался неожиданным для всех. Мери встретила Хогга холодно и настороженно. «Британец, истинный британец», – отметила она про себя, не вступая в разговор о пользе традиций, спорта и общественных школ.

«Теперь он перечислит годы хорошего портвейна», – подумала Мери. Хогг действительно назвал несколько дат. Она засмеялась и предложила чаю. Однако вскоре Мери почувствовала, что этот консерватор – интересный собеседник; тогда она завладела его вниманием, ей это ничего не стоило, и от скепсиса и даже сарказма Хогга не осталось и следа. Он был заворожен умом и женственностью мисс Годвин.

– Я искренне рад, что у тебя появился новый друг, это вернуло мне старого, мы оба в выигрыше, – сострил Перси.

6 декабря Мери отметила в своем дневнике, что с каждым днем относится к Хоггу все лучше и лучше.

К Рождеству она получила от Хогга подарок, к которому была приложена нежная поздравительная записка. За запиской последовало письмо с объяснением в любви. Мери, кажется, поощряла его ухаживания. В то время она, в отличие от Харриет, обеими руками готова была подписаться под теорией своего отца, лишающей брак исключительных прав. Ту же веру исповедовал и Перси.

Если их симпатия взаимна, то он не будет препятствовать ни своей жене, ни своему другу. Верный своим взглядам, Шелли не хотел быть собственником и семейным «деспотом». Впрочем, отношения Мери с Хоггом едва ли вышли за пределы простого флирта.

В апреле или мае Мери должна была стать матерью, и Хогг с радостью разделял ее вынужденное затворничество.

«Я согласна выполнить ваше требование, о мой Алекси, и дать вам локон со своей послушной головы, – улыбнулась Мери. – А теперь вернемся к нашему Овидию. Растолкуйте мне, пожалуйста, значение вот этих строк…» Ласковое имя Алекси упрочилось за Хоггом после того, как Мери и Перси прочли в декабрьском номере «Критикал ревью» его повесть «Мемуары князя Алексея Хайматова», опубликованную по желанию автора без его подписи.

Между тем колокол приходской церкви возвестил о рождении Чарльза Шелли – сына Перси Биши Шелли от его законной жены Харриет Шелли. Этот звон отозвался в сердце Мери мгновенной болью: о появлении на свет ее ребенка Лондон не услышит.

«Кажется, беременность дурно на меня влияет, я становлюсь обывательницей». Решительным движением головы Мери как бы отогнала недостойные мысли и углубилась в латинский текст.

Рождение Чарльза не изменило отношений между его родителями. Харриет, потеряв последнюю надежду, запретила Шелли навещать сына. На угрозу Шелли ответил угрозой: если Харриет не изменит своего поведения, он прекратит с ней даже переписку. Шелли не был до конца уверен, что Чарльз – его ребенок, и поэтому не испытывал угрызений совести.

«Прекращай переписку, пожалуйста. Но если ты не обеспечишь мне и твоим детям приличное существование, я обвиню тебя в атеизме и передам это дело в суд», – Харриет всегда оставляла за собой последнее слово.

Между тем продолжалась жизнь без постоянного места, без быта. В дневнике Клер Клермонт появлялись всё новые адреса: Маргарет-стрит, Грейт-Рассел-стрит, Оксфорд-стрит… 7 января они снова ищут квартиру.

8

Пятого января 1815 года произошло событие, которое должно было наконец изменить материальное положение Шелли. На 83-м году скончался старый сэр Биши. Таким образом, мистер Тимоти, отец поэта, становился баронетом и вступал во владение огромным состоянием сэра Биши Шелли.