Публика чувствовала себя в театре полным хозяином, особенно властно держали себя постоянные посетители patio. Они самозабвенно любили сцену и никому не разрешали ее оскорблять. Мадам д'Онуа писала об испанских театрах: «Они вечно переполнены купцами и. ремесленниками, которые покидают свои лавки и приходят сюда в плаще, со шпагой и кинжалом; они называют себя кавалерами, даже если это сапожники. Они решают, хороша ли пьеса или плоха. И так как они освистывают пьесы или аплодируют им, стоя по обеим сторонам рядами, то получается нечто вроде залпа, вследствие чего их называют «мушкетерами». От них-то и зависит судьба автора». Сохранился по этому поводу следующий анекдот. Некий молодой драматург написал пьесу и очень боялся, чтобы ее не провалили мушкетеры; поэтому он решил пойти к мадридскому сапожнику, который в данное время был их главою, чтоб предварительно заручиться его поддержкой. Вместе с пьесой автор передал сапожнику мешочек золота. Когда он через несколько дней пришел за ответом, сапожник сказал ему, что он очень сожалеет, но не может одобрить его пьесы, возвратил ему вместе с рукописью золото, и пьеса была провалена.
Любовь к театру в Испании была всеобщей. Несмотря на то, что спектакли показывались ежедневно, коррали были всегда полны. У некоторых особенно заядлых театралов имелись даже постоянные места, которые переходили из рода в род. Власти с опаской поглядывали на все усиливавшееся влияние искусства; духовенство проклинало развратные нравы актеров, а моралисты обвиняли театр во всех смертных грехах. Они уверяли, что комедия обучает сразу разврату, дерзости, наглости, льстивым речам, обольстительным вздохам и даже подделке ключей... В 1596 г. церковью было издано запрещение играть на сцене женщинам. Но указ исполнялся далеко не всегда.
Филипп II неодобрительно смотрел на пышный расцвет театрального искусства и незадолго перед смертью решил в корне пресечь это зло. Король постановлением 1598 г. запретил во всех подвластных ему странах представление комедий.
Свой суровый указ Филипп оправдывал моральными и патриотическими мотивами: «Посещая театр, народ приобретает привычку к лени, наслаждениям и праздности и отвращается от великого долга, становится женственным и неспособным к труду и войне. По мнению ученых людей, — значилось в указе, — если бы турецкий султан, или халиф, или английский король пожелали изобрести какое-нибудь вредное средство, чтоб погубить нас, они не нашли бы ничего лучше, чем эти комедианты, которые, подобно ловким разбойникам, обнимая, убивают и отравляют нас сладким вкусом того, что они представляют...»
Через четыре месяца после закрытия театров Филипп умер. К новому королю последовало множество петиций с просьбой о разрешении зрелищ. Собравшийся совет богословов, установив известные цензурные ограничения, разрешил театральные представления. Было дозволено играть только тем труппам, которые выхлопотали себе патенты[17]
, всем же остальным актерам, не входившим в состав привилегированных трупп, выступать в столице отныне запрещалось. Вместе с городскими театрами теперь развивался и придворный театр, совершенно уничтоженный в годы Филиппа II. Особенного расцвета придворный театр достиг при Филиппе IV, короле, который был страстным любителем сценического искусства, посещал инкогнито публичные театры и даже сам писал комедии. Чтоб устраивать у себя при дворе спектакли на манер итальянских, король выстроил в загородном дворце театр Буэн Ретиро (1631) и выписал флорентийского инженера Козимо Лотти, большого мастера постановочных эффектов, и часто заказывал Кальдерону мифологические пасторали. Перед изумленными зрителями дворцовых спектаклей появились перспективные декорации, создававшие полную иллюзию живой природы и обыденной жизни. Море с кораблями и рыбами сменялось городами с замками и домами, которые в свою очередь исчезали, чтоб дать место полянам с дремучими деревьями. Венера выезжала на колеснице, влекомой двумя лебедями, Амур спускался с небес, изящные пастухи плясали и пели, и тысячи свечей и плошек освещали все это великолепие.Спектакли придворного театра повлияли на городские представления. Уже аутор Педро Наварро «изобрел кулисы, облака, гром и молнию и умело пользовался люками и колосниками, показывая всевозможные исчезновения и полеты» (Сервантес, 1615 г.). Но это увлечение зрелищами пагубно отражалось на драматургии. В одной из своих комедий Лопе де Вега выводил аллегорический персонаж Театр, который говорил: «Я пришел в большой упадок, потому что директора театров чрезмерно увлекаются сценическими машинами, драматурги — работой плотников, а слушатели — своими глазами». Лопе были ненавистны эффектные постановки комедий, «в которых плотничья работа подменяет мысли и сюжет».