Добиваясь правдоподобия, Расин постоянно изгоняет из сюжетов своих трагедий сказочные ситуации: в «Федре» он заставляет Тезея, вместо того чтобы опуститься в подземное царство, отправиться путешествовать в Эпир, в «Ифигении» чудесное спасение героини поэт подменяет вполне правдоподобным раскрытием недоразумения. В предисловии к «Баязету» автор заверяет своих читателей, что в трагедии изображены реальные нравы Оттоманской империи. Расин хотел уверить себя и других в жизненной правдивости своего искусства.
И когда Буало, обращаясь к поэтам, говорил: «французов в римлян вам не следует рядить», то Расин с ним, конечно, соглашался. Так, например, в предисловии к «Андромахе», защищая своего Пирра от обвинения в грубости, Расин писал: « Что делать, Пирр не читал наших романов. И не все герои созданы быть Селадонами». И все же, несмотря на искреннее желание поэта быть верным духу античности, он, естественно, не мог сохранить героическую сущность античного театра, не мог уберечь себя от влияния современности, и ото сказывалось не только в снижении идей и изысканности стиля, не только в том, что смягчались нравы и аристократизировалась речь древних героев, что было отрицательной стороной современного влияния, но и в проникновении в образы древних героев страстей современных людей. Именно в этих страстях жила душа расиновых трагедий, их художественный и моральный смысл.
Надо было глубоко знать человеческую душу, чтобы создать образы Андромахи, Гермионы, Федры, Эноны. Тончайшие нюансы душевных переживаний, еле заметные переходы одного чувства в другое, правдивые тона в изображении самых затаенных помыслов — все это могло быть доступно только художнику, который познает и изображает непосредственные чувства живых людей с их радостями и печалями, а не создает свой бледный вариант великого, но чужого творчества. Если бы Расин ограничился лишь архивными изысканиями и не знал бы, не чувствовал жизни, он, может быть, и писал бы звучные стихи, но в них никогда бы не струилась горячая кровь страстей и Расин не был бы поэтом.
Буало прекрасно знал тайну истинной поэзии:
Эти строки писал строгий законодатель стиля, в «Поэтике» которого красовался такой категорический стих:
Таким образом, Буало одновременно требовал от поэзии яркой темпераментности в изображении страстей и полного подчинения темперамента строгим законам рационалистической эстетики. Для Буало Расин был идеальным поэтом именно потому, что стихии, бушующие в его поэзии, были укрощены разумом.
Трагедии Расина в полной мере соответствовали тем требованиям, которые предъявлял Буало к истинному поэтическому творчеству:
Трагедии Расина интеллектуальны и по форме и по существу, они лучше всего выражают собой своеобразие классицизма.
Расин долго и пристально наблюдал жизнь. Но наблюдения эти не становились непосредственным предметом изображения. Из хаоса впечатлений Расин умел извлекать ясные и определенные характеристики. Видение явления у художника как бы подчинялось его осмыслению. И так как этому могло мешать все случайное и преходящее, то исключался быт, исключалась жанровая окраска, могущая нарушить типовую определенность характера и идейную ясность всего произведения. Поэтому художник свои непосредственные впечатления подвергал предварительной рациональной обработке лишь затем, как бы извлекши из них самое существенное и абсолютное, создавал идеализированные образы, одновременно родственные и чуждые жизни: родственные своим моральным содержанием и правдоподобием чувствований и чуждые абстрактной неопределенностью внешней характеристики.