Мольер целиком посвятил свое творчество раскрытию противоестественности общественного уклада, покоящегося на силе сословной власти и частной собственности. В каждой своей комедии он показывал те или иные уродства, происходящие по одной из этих причин. Мольер, анализируя современные быт и нравы, критически оценивал их с позиций природы, которую он представлял, как и все великие гуманисты, в виде согласного сочетания личных страстей и общественной морали.
Эта общая установка определяла собой идейную воинственность и общественную глубину комедий Мольера. Фарсовая живость не мешала поэту оставаться мыслителем: в самых веселых фарсах Мольера, вроде «Господина де Пурсоньяка», есть значительная мысль, так же как в самой серьезной комедии, например в «Тартюфе», можно встретить буффонный трюк. Классицистская поэтика хоть и порицала устами Буало бурлеск, тем не менее мирилась с ним в том случае, если буффонность не уничтожала идейного смысла произведения.
Мольер унаследовал от народного фарса его бытовую конкретность. Поэтому фактура его комедий обретала такой яркий, красочный колорит, а характеристики имели житейскую весомость и плотность. Не прошло даром для Мольера и его увлечение commedia dell'arte. Стремительно развивающийся сюжет, композиционная схема действующих персонажей, органическое единство интриги и буффонад, внутреннее переплетение лирических и комических сцен, развивающихся по принципу пародийной параллельности, импровизационная легкость диалога с его острыми и ритмически четкими репликами — все это шло у Мольера от глубокого усвоения искусства commedia dell'arte, открывшей ему секрет сценического динамизма. Но фарс и commedia dell'arte, во многом определившие своеобразие комедий Мольера, не лишали их глубокого познавательного значения и не уводили из лона классицизма.
Интеллектуальные по своему общему характеру, комедии Мольера были построены по принципу рационалистической эстетики. Но стиль Мольера имеет бесспорные преимущества перед стилем трагических писателей. Преимущество это сказывается в более органической связи с ренессансным искусством. Искусство Ренессанса, в значительной степени умерщвленное педантизмом классицистских правил, в творчестве Мольера сохранило органическую народность. Классицизм, переняв у возрожденцев принцип изображения страстей, как главной динамической сущности характера, лишил страсти их конкретности. Но на творчестве Мольера это свойство классицистской поэтики сказалось в наименьшей степени. Страсти и быт существуют здесь в единстве, и если Мольер подчиняется нормам рационалистической эстетики, то это проявляется не в нивелировке житейской определенности его персонажей, а в традиционном отсечении всего того, что может отвлечь в сторону сюжет или затуманить основную, единственную тему образа. Поэтому мольеровские герои оказываются охваченными единым порывом, это натуры цельные, иих чувства всегда гиперболизированы. Страсти в изображении Мольера никогда не фигурируют на сцене как психологические подробности человеческого характера, они концентрируют в себе самую сущность натуры и выражают собой, чаще всего в негативной форме, воззрения художника на окружающий его жизненный уклад.
Пушкин, сравнивая героев Шекспира и Мольера, писал: «Лица, созданные Шекспиром, не суть, как у Мольера, типы такой-то страсти, такого-то порока, но существа живые, исполненные многих страстей, многих пороков; обстоятельства развивают перед зрителем их разнообразные и многосторонние характеры. У Мольера скупой скуп и только...»
Исследуя широкие пласты жизни, Мольер, как художник классицистского направления, отбирал только те черты, которые необходимы были ему для данного случая, для создания данного характера и для утверждения данной идеи. В комедиях Мольера жизнь получала отражение не в своем сложном многообразии, а уже после предварительного логического осмысления. Интеллектуальность была главной чертой мольеровского гения — рационалистический метод определял глубокий и сознательный анализ существенных сторон жизни, порождал идейную ясность комедий, их общественную целеустремленность и композиционную завершенность. Но интеллектуальность Мольера имела и свою отрицательную сторону, — она обедняла психологию его героев и ограничивала философский диапазон его творчества. Подчиняя действительность разуму, Мольер оказался в плену исторически ограниченного сознания, в то время как Шекспир, полностью доверявший жизни, ее сложным конфликтам и противоречивым страстям и не дисциплинировавший их умышленно интеллектом, избежал этого и оказался более прозорливым и истинным художником.
Гармония между естественным и разумным, которую утверждали возрожденцы, давно уже потеряла всякий исторический смысл. Чтобы достичь хотя бы относительного общественного равновесия, нужно было добиваться победы разума над стихией, нужно было интеллектом обуздывать страсти. И Мольер утверждал принцип рационалистической комедии, сохраняя при этом связи с ренессансными традициями.