История западноевропейского театра от возникновения до 1789 года

Такой идейный диапазон мог существовать только у человека, не зараженного ни сословными предрассудками, ни буржуазной ограниченностью, у художника, который «господствовал над нравами своего времени» (Гете) и, оставаясь верноподданным короля, выражал своим творчеством затаенное недовольство широких масс третьего сословия. Широта и бесстрашие воззрений Мольера, его постоянное стремление обнажить в своих комедиях самое существенное содержание действительности, его страстная вера в свой писательский долг, превращающий творчество в гражданский подвиг, — все это делало королевского комедиографа великим народным поэтом, истинной главой французского театра, гением, указавшим театральному искусству путь к реализму.

СЦЕНИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ МОЛЬЕРА

«Этот человек имел счастье знать свой век так же хорошо, как и своих актеров», — писал о Мольере один из его современников. Драматург тщательно изучал актеров и порой даже переносил их личные черты в свои пьесы. Так было с хохотушкой Боваль в «Мнимом больном» и с хромающим Бежаром в «Скупом».

Актеры для Мольера были живыми воплотителями его литературных замыслов, и поэтому они должны были быть его подлинными единомышленниками.

Если сам Мольер видел главный источник творчества в наблюдениях над повседневной действительностью, то он это же требовал и от актера. В упомянутой уже сатирической комедии де Визе рассказывалось о привычке Мольера пристально следить за окружающими людьми. Один из собеседников говорил, что он видел Эломира (т. е. Мольера) в мануфактурной лавке, когда тот наблюдал за знатными покупателями. «По выражению его глаз, — рассказывает очевидец, — можно было решить, что он стремился проникнуть в глубь их душ». Тут же делались догадки, что у писателя была спрятана в плаще записная книжка, в которую он заносил характерные выражения и даже «зарисовывал гримасы, чтобы изобразить их в натуральном виде в своем театре». Но если книжки и не существовало, то собеседники были уверены, что Мольер «запечатлевает все замеченное в своем воображении», и приходили к выводу, что этот комедиант — опасная личность: «Есть люди, которые ловко работают руками, но о нем можно сказать, что он ловко работает глазами и ушами». Такое признание врагов для Мольера было большим комплиментом. Он действительно отлично работал «глазами и ушами» и неустанно обучал этому сложному искусству своих актеров.

Мольер со своими актерами был строг и требователен, он утверждал принципиально новую систему сценической игры и должен был настойчиво добиваться усвоения этих новых идей. Сила Мольера, конечно, была не в суровых окриках, а в искренней любви, которую труппа питала к своему режиссеру. «Все актеры, — писал Лагранж, — любили своего руководителя, который с необыкновенными достоинствами и способностями соединял в себе честность и привлекательное обращение».

Но этот мудрый и деликатный человек терял всякое самообладание и впадал в полное неистовство, когда видел извращение своих художественных принципов.

Однажды на спектакле «Тартюфа» Мольер, беседовавший с актером Шанмеле в своей уборной, рядом со сценой, вдруг закричал: «Собака! Палач!» Шанмеле подумал, что он сошел с ума, и смотрел на него, пораженный. Заметив это, Мольер извинился и сказал: «Не удивляйтесь моей горячности, я услышал, как один из актеров прочел четыре стиха из моей пьесы жалким и лживым образом, а я не могу терпеть, когда скверно обращаются с моими детьми, не страдая, словно от пытки железом».

Мольеру было ненавистно это «жалкое и лживое» чтение, эта надутая декламация в манере актеров Бургундского отеля. Он не мог без смеха вспоминать толстого рычащего Монфлери, с его размашистыми жестами, или прелестную мадемуазель Бошато, сохранявшую любезную улыбку при чтении самых трагических монологов. Мольер великолепно умел пародировать своих противников. Так, в «Версальском экспромте» на репетиции учеников он начал свою беседу с того, что стал показывать актеров Бургундского отеля. G удивительным искусством он подмечал и передавал характерные черты Монфлери, супругов Бошато и Белье. «Каждого можно было бы ухватить за слабые стороны, если только я хорошенько изучил бы их», — говорил Мольер своим актерам.