Кроме Дорошенко, немало беспокоил гетмана и кошевой Серко: Серко явно игнорировал Самойловича и выказывал ему открытую вражду. Для того чтобы смирить Серко, Самойлович отправил к нему с увещательным листом войскового канцеляриста Василия Романовского; вместе с Романовским ехали в Сечь стряпчий Иван Протасьев, жилец Василий Перхуров[821]
и слуга Квитковский. Романовский привез Серко увещательный лист не отрываться от подданства христианского монарха и не склоняться на сторону турецкого султана и крымского хана. Серко, приняв и выслушав лист, стал упрекать гетмана за то, что он не пускает никаких запасов в Запорожье, а запорожская чернь в это самое время кричала и говорила про гетмана всякие поносные слова. На другой день (дело происходило в конце апреля) после этого Серко, сильно подвыпивший, призвал к себе в курень Василия Романовского, схватил его за грудь, требовал у казаков подать ему саблю и в сильном гневе говорил: «Знаешь ли ты, что я тебе голову могу отсечь? Узнает тогда твой гетман, как я от Стародуба зайду и начну оттуда его бить! Хоть я и присягнул русскому царю, но только дедичного государя польского не оставлю!» Досталось от Серко и слуге гетмана, Квитковскому: этого Серко за волосы и драл и бил и тут же про гетмана говорил поносные слова. Ругая гетмана, Серко говорил: «Как гетман Иван Самойлович придет к нам на Запорожье и войску поклонится, то будет гетманом, а не придет к нам Самойлович, придет Дорошенко к нам, и гетманом Дорошенко будет». Отправляя посланцев гетмана из Сечи, кошевой Серко вместе с ними послал гетману свой лист (22 марта), в котором, благодаря царя за присланную с Перхуровым войску казну, посылал Самойловичу упрек за его «непотребное» увещание казаков отрываться от христианскаго монарха (того и надежды на то никогда не будет) и к неверному склоняться, а также за то, что он царских указов не исполняет: царского борошна в Сечь не посылает, ватагам с кормом ходить забороняет, залоги, чтоб на Кош ни одного человека не пустить, по крайним днепровым городам учиняет; оттого «казаки, нисколько не жмуря своих очей перед гетманом, а даже, напротив того, проглядев все очи свои, до сих пор не получили от него и самой ничтожной милости». О клейнодах Серко в листе писал, что гетман получит их тогда, когда, сойдясь с Дорошенко, ради предстоящей войны с Крымом, «случится» с запорожцами[822].Разумеется, гетман обо всем происшедшем в Сечи и в городе Чигирине немедленно донес в Москву. Но в ту же Москву пошла жалоба и от Серко на гетмана. Серко жаловался на Самойловича за то, что он удержал у себя грамоту царя Алексея Михайловича на пожалование кошевому местечка Келеберды, а запорожскому войску – Переволочанского перевоза и мельниц в Полтавском полку; за то, что он велел выбить запорожское войсковое с коньми товарищество из городов и запретил ватагам ходить с хлебными запасами в Запороги. Царь и на донесение гетмана, и на жалобу Серко отвечал одной грамотой, 14 мая, на имя Самойловича, отослав вместе с грамотой и самые листы кошевого с приказанием объявить Серко, что все жалобы его на гетмана и впредь будут отсылаться гетману же. Тут же приказано было объявить Серко с войском, что грамоты блаженной памяти царя Алексея Михайловича о даче Келеберды и Переволочанского перевоза не приведены в исполнение потому, что просьба, поданная об этом царю, послана без ведома гетмана, да и впредь запорожцы не должны ни о чем просить царя, не предварив о том гетмана. Кошевому приказано было для жительства его с женой, вместо Келеберды, предложить слободу Мерефу, где он «наперед сего жил», а о Келеберде вовсе забыть: «Мы, великий государь, указали, по прежнему нашего царского величества указу, каков послан тебе апреля 14 числа (1676), по твоему челобитью, кошевому атаману Ивану Сирку и войску низовому запорожскому в том во всем отказать, потому исстари никогда того не бывало, чтоб войско низовое запорожское, для прокормления, в городах чем владели… Только б ватаги тебе, гетману, к ним на Кош с хлебными запасами отпускал поволить, чтоб задержанием запасов их, запорожцев, от нашие государские милости не отлучить»[823]
.