– Остановитесь! – сказала принцесса, торжественно простирая руку. – Если Господь не посылает моим детям иной помощи, значит, такова его воля и жертва должна быть принесена!
Она упала на колени перед священником и уронила голову, уподобляясь жертве, обнажающей свою шею перед палачом. Роберт де Бо встал с ней рядом, и капеллан произнес молитвы, связавшие их навсегда, тем самым узаконив бесчестное насилие кощунственным своим благословением.
– Все кончено! – прошептала вдова герцога Дураццо, глядя на дочерей глазами, полными слез.
– Нет, не совсем, – грубо заметил адмирал, подталкивая ее ко входу в смежную комнату. – Прежде чем мы уедем, брак должен свершиться!
– Боже милосердный! – вскричала принцесса душераздирающим голосом.
И упала без чувств.
Рено де Бо направил свои галеры к Марселю, где рассчитывал вскорости объявить сына графом Прованским, ради чего и заключен был этот странный брак с Марией Дураццо. Но такое подлое предательство не могло остаться безнаказанным: поднялся сильный ветер и флот отнесло к Гаэте, куда незадолго до того прибыли королева с супругом. Рено приказал матросам держать корабли подальше от берега, пригрозив, что любого ослушника вышвырнет за борт. Экипаж сперва отвечал ропотом, но скоро со всех сторон взметнулся клич смерти, и адмирал, осознав, что все пропало, перешел от угроз к мольбам. И тут принцесса, которая пришла в себя с первыми раскатами грома, с трудом волоча ноги, вышла на палубу и стала звать на помощь.
– Ко мне, Людовик! Ко мне, бароны! Смерть негодяям, надругавшимся надо мною!
Людовик Тарентский запрыгнул в шлюпку, а за ним – еще десяток смельчаков. Они приналегли на весла и скоро подплыли к галере. Рассказ Марии не занял много времени. Она повернулась к адмиралу, словно желая увидеть, посмеет ли он оправдываться, и смерила его гневным взглядом.
– Презренный! – вскричал король, накидываясь на предателя и пронзая его шпагой.
Людовик приказал заковать в кандалы Роберта де Бо и бесчестного каноника, ставшего соучастником столь гнусного насилия, за которое адмирал только что поплатился жизнью, и, приняв на борт принцессу с дочерьми, вернулся в порт.
В это время венгры, взяв приступом одни ворота Неаполя, с ликованием направились к Кастель-Нуово. Когда они переходили площадь Корреджие, горожане увидели, что лошади очень ослабли, а всадники измотаны до предела тяготами, которые им пришлось вынести при осаде Аверсы, и, кажется, дуновения ветерка хватит, чтобы развеять эту армию призраков. И тогда страх сменился дерзостью: неаполитанцы набросились на своих захватчиков и вытолкали их за стены столицы, которую те только что снова завоевали. Столь ярый отпор населения сбил спесь с венгерского короля и заставил его прислушаться к советам Климента VI, ибо Папа наконец счел нужным вмешаться. Сперва перемирие должно было продлиться с февраля 1350-го до начала апреля 1351-го, но прошел год, и был заключен мирный договор по всей форме. Иоанне это стоило трехсот тысяч флоринов, которые она уплатила Людовику Венгерскому в счет военных издержек.
Когда венгры убрались восвояси, Папа прислал своего легата короновать Иоанну и Людовика Тарентского, и для этой церемонии выбрали 25 мая, день Святой Троицы. Историки того времени хором прославляют это пышное празднество, увековеченное кистью Джотто во фресках церкви, по случаю названной «
К несчастью, радостный день этот омрачило происшествие, показавшееся суеверному люду дурным предзнаменованием. Не успел Людовик Тарентский на коне с богатой сбруей въехать в ворота Порта-Петруччиа, как дамы, любовавшиеся кортежем из окон, стали забрасывать короля цветами. Королевский скакун в испуге встал на дыбы. Уздечка порвалась, и Людовик, не совладав с конем, легко спрыгнул на землю, но при этом уронил корону, которая разбилась на три части. В тот же день умерла и их с Иоанной единственная дочь.
Король не пожелал омрачать столь блистательную церемонию знаками траура, и рыцарские турниры и состязания на копьях продолжались еще три дня. Помимо этого, в память о своей коронации Людовик учредил рыцарский