Исцеление духовных болезней. Введение в аскетическую традицию Православной Церкви

В частности, это касается состояния чистой молитвы, которое, как мы увидим в дальнейшем, является особой формой созерцания: в этом состоянии человек отбросил не только всякую привязанность к миру и всякий страстной помысел, подразумевающий забвение о Боге, но и всякую простую мысль, создающую препятствие для чистого памятования о Боге. Пресвитер Илия Экдик отмечает, что «бесстрастные познают в молитве великую тишину и крайнюю свободу от представлений и помыслов»[4906]. А вот что пишет преподобный Максим Исповедник: «Когда во время молитвы никакое воспоминание о мире не смущает твой ум, тогда знай, что ты более не находишься вне области бесстрастия»[4907], и в другом месте: «Когда в момент молитвы ум твой постоянно пребывает без материи и формы, тогда знай, что ты достиг полной меры бесстрастия»[4908]. Действительно; именно на высшей ступени бесстрастия простые мысли отсутствуют в уме, в котором остается место лишь для молитвы. Но следует подчеркнуть; что бесстрастие может быть истинным на этом уровне лишь тогда, когда пройдены его низшие ступени, полное отсутствие мыслей имеет постоянный характер (как, впрочем, указывает преподобный Максим Исповедник в вышеприведенных фрагментах) и, соответственно, постоянна и чистая молитва. Ибо можно с легкостью на время вытеснить мысли посредством несложной техники умственной концентрации, но при этом страсти, подспудные и неосознанные, останутся, поэтому стоит напомнить, что бесстрастие состоит прежде всего в состоянии чистоты. Это состояние наступает тогда, когда богочеловеческой аскезой[4909] все страсти, движения и страстные помыслы полностью вытесняются из души[4910]. Вот почему преподобный Симеон Новый Богослов уточняет: «Те, которые еще удерживаются незначительным вожделением, даже каким угодно, по отношению к миру и его делам, находятся еще на огромном расстоянии от его [бесстрастия] врат»[4911].

2. БЕССТРАСТИЕ КАК ОБЛАДАНИЕ ПОЛНОТОЙ ДОБРОДЕТЕЛИ

Предыдущие замечания не должны тем не менее заставить нас забыть, что бесстрастие соответствует также состоянию человека, обладающего всеми добродетелями. Вот почему преподобный Иоанн Лествичник пишет: «Добродетели — это украшение бесстрастия»[4912], и еще: «Душа обладает бесстрастием, когда добродетели стали для нее второй природой»[4913]. В другом месте он уточняет: «Бесстрастие не является совершенным, если мы небрежем об одной добродетели, какой бы она ни была»[4914].

Мы увидели, что духовное обращение человека, благодаря которому происходит исцеление, требует не только удерживать себя от зла, но еще и творить добро. В этом смысле доброделание является необходимым дополнением к подавлению страстей. И поэтому преподобный Иоанн Лествичник видит в бесстрастии, которое заключается в обладании добродетелями, более высокую ступень по сравнению с бесстрастием, которое состоит в отсутствии страстей: «Есть некто бесстрастный, и есть тот, кто обладает еще большим бесстрастием. Первый сильно ненавидит зло, а второй обладает непостижимым сокровищем добродетелей»[4915]. «Одно дело — бездействие членов тела и самих страстей души, иное — стяжание добродетелей», — пишет в том же смысле преподобный Симеон Новый Богослов[4916]. Святой, широко развивая эту тему, точно показывает расстояние, которое отделяет совершенную ступень каждой добродетели от простого отсутствия соответствующей страсти[4917].

Но, с другой стороны, поскольку добродетели изгоняют страсти, водворяясь на их месте, можно сказать, что бесстрастие, указывая на отсутствие страстей и нечувствительность к ним, является плодом добродетелей[4918]. И поэтому преподобный Максим Исповедник пишет: «Тяжкий труд добродетели в награду приносит бесстрастие»[4919]. Именно по мере обладания добродетелями человек перестает быть склонным ко злу[4920] и привязанным к миру и остается невредимым перед нападками бесов[4921]. Именно «добродетели освобождают ум от страстей»[4922], именно «добродетели очищают душу» и хранят ее в чистоте[4923].

Тот факт, что добродетели являются не только источником бесстрастия, но тем, что образует его по существу, показывает нам, что бесстрастие — не чисто негативная реальность и уж тем более не «пассивное состояние души, предполагающее омертвение страстной части», как подчеркивает святитель Григорий Палама[4924], не даже бездействие ее сил и способностей. В действительности бесстрастие является состоянием, при котором человеку удается полностью отвратить от мира сего силы души, перестать давать им плотское применение, более не использовать их для совершения зла, полностью повернуть их к Богу, чтобы использовать духовно и целиком во благо. Таким образом, бесстрастие не означает, что вожделевательная и раздражительная части души[4925] умирают, но лишь то, что они умирают для мира, дабы, вновь обратившись к Богу, вести новую жизнь, полностью посвященную Ему.