Исцеление духовных болезней. Введение в аскетическую традицию Православной Церкви

Именно это многократно отмечает святитель Григорий Палама: он пишет о том, что речь идет об умерщвлении дурных страстей, «а не энергий Духа, проявляющихся посредством тела, и не Божественных и блаженных страстей, и не тех способностей души, которым природой предназначено порождать эти страсти»[4926]. «Я считаю очевидным тот факт, что у бесстрастных людей страстная часть души всегда жива и действует ради блага и что они ее не умерщвляют», — замечает он[4927]. А в другом месте он объясняет это более подробно: «Бесстрастие состоит не в том, чтобы умертвить страстную часть, но в том, чтобы привести ее от зла к добру и направить, в самом ее устроении, к божественному, полностью отвратив от зла и обратив к добру. Для нас бесстрастный человек — тот, кто не имеет более никаких дурных привычек и полон добрых; тот, кто заметен добродетелями (как страстные люди выделяются дурными наслаждениями); тот, кто подчинил свои раздражительные и вожделевательные устремления, исходящие от страстной части души, способностям к познанию, суждению и умозаключению той же самой души (так же, как страстные люди подчиняют свой разум страстям). Ибо именно дурное применение сил души порождает мерзкие страсти… Но если пользоваться ими подобающим образом… то можно стяжать соответствующие добродетели при помощи страстной части души, которая станет действовать сообразно той цели, которую предполагал Бог, создавая ее: с вожделевательной составляющей можно объять любовь к ближнему, с раздражительной частью — взять на себя терпение. Итак, не тот, кто умертвит страстную часть души (ибо тогда не будет в нем ни движения, ни действия к тому, чтобы достичь обожения, общения с Богом и расположения ума к божественному), но тот, кто подчинит ее, чтобы через послушание уму, которому по природе принадлежит первенство, идти подобающим образом к Богу и стремиться к Нему»[4928].

Таким образом, бесстрастие есть смерть для мира ради жизни в Духе[4929]. Оно является нечувствительностью по отношению к явлениям этого мира ради того, чтобы в полной мере чувствовать явления духовные и божественные. Именно это заставило Евагрия произнести поразительные слова: «Духовная чувствительность есть бесстрастие разумной души, произведенное Божественной благодатью»[4930]. Бесстрастный человек отрезан от мира ради того, чтобы быть «полностью соединенным с Богом»[4931]. Он уже живет не сам, ради того чтобы жил в нем Христос[4932]. Все способности, возможности, силы, энергия бесстрастного человека не согласованы с этим миром ради полного согласия с Богом, полного подчинения Его воле: «Тот, кому даровано это состояние, будучи еще во плоти, становится обителью Бога. И Бог управляет всеми его словами, делами и мыслями», — пишет преподобный Иоанн Лествичник[4933]. А преподобный Никита Стифат отмечает, что бесстрастием Христос «царствует во всех способностях нашей души» и «Его воля творится над нами, как на небесах»[4934].

Итак, бесстрастие является кульминационной точкой духовного обращения человека, благодаря которому, как мы это показали, совершается его возвращение к здоровью. Вот почему святые отцы понимали бесстрастие как здоровье человека. «Бесстрастие — это здоровье души», — пишет Евагрий[4935], как и авва Фалассий говорит: «Здоровье души — в бесстрастии»[4936]. Преподобный Максим Исповедник отмечает, что душа, достигая бесстрастия, «осознает свое доброе здоровье»[4937].