Есть еще одна причина, по которой травматические воспоминания могут быть спутанными. Все дело в том, что сама попытка восстановить их в памяти становится триггером, запускающим активность миндалевидного тела. Когда миндалевидное тело активно, оно подавляет работу префронтальной коры, центра управления головным мозгом. Задача этой области мозга состоит в планировании, вербализации чувств, анализе доступных вариантов развития событий и принятии наилучших для нас решений. Во многих смыслах префронтальная кора отвечает за формирование личности и определяет, какими людьми мы являемся. Если она не работает должным образом, мы не в состоянии ясно мыслить — мы можем думать лишь о том, как выпутаться из опасной ситуации, и пользуемся эмоциональной реакцией, чтобы помочь себе избежать опасности. Я убеждена, что именно поэтому для многих из нас попытка восстановить в памяти травматические воспоминания приносит лишь новый стресс и бурю эмоций и именно поэтому мы не можем точно воспроизвести произошедшее или вспомнить детали — мы можем вспомнить лишь ощущения.
Вероятно, вас не удивит, что миндалевидное тело и гиппокамп являются частью одной системы, а значит, наши эмоции и стрессовые реакции соотносятся с частью мозга, которая отвечает за память. И это логично, ведь наши воспоминания о событиях сопровождаются эмоциями, которые тесно связаны с этими событиями. Когда я вспоминаю летние дни, которые проводила у бассейна с двоюродной сестрой, я испытываю радость, расслабляюсь и, возможно, немного грущу, что мы больше не проводим лето таким образом. У нас так много воспоминаний, которые невообразимы отдельно от эмоций, и если какое-то из них слишком грустное или вызывает слишком много чувств, оно может стать триггером, запускающим стрессовую реакцию, и активировать миндалевидное тело.
Как бы мы с моим психотерапевтом ни старались проговорить эти воспоминания, мне не удавалось вспомнить ничего, кроме своих ощущений. У меня есть обрывки воспоминаний о том, как мне страшно, что я в ловушке, что я ничего не могу сделать. Но я не могу восстановить в памяти детали произошедшего — только то, какие ощущения у меня вызвало то, что со мной происходило, а иногда и этого не могу вспомнить. Едва я начинаю припоминать какие-то моменты, я оказываюсь в диссоциативном состоянии и прихожу в себя уже в машине по пути домой после сеанса терапии. И это меня тоже пугает!
Если миндалевидное тело активно, то не работают прочие области мозга, и поэтому мы можем испытать, как на нас обрушивается буря эмоций, связанных с происходящим, но не имеющих контекста, а значит, помним мы только то, что чувствовали, а не то, что происходило. Психиатры и специалисты по нейронаукам считают, что, стараясь распознать опасность и подготовиться к противостоянию, миндалевидное тело постоянно отдает команды органам чувств проверять то, что нас окружает. Это помогает нам предотвратить возникновение опасных ситуаций, но иногда приводит к тому, что нечто не представляющее для нас угрозы соотносится с опасностью. Например, если я подверглась сексуализированному насилию, виновником которого был мой сосед, и произошло это после того, как тот предложил мне перекусить крекерами с арахисовой пастой, в моей голове может сложиться тесная связь между этими продуктами (или же их запахом) и насилием. Если спустя годы я окажусь в гостях у друзей и окажется, что они покупают арахисовую пасту того же производителя, то ее запах или вкус могут стать для меня триггером и напомнить, что со мной случилось. И даже если я не помню всех подробностей, мой мозг знает, что, когда я чувствую такой запах или вкус, я испытываю боль, и готовит меня к противодействию[67]
.