Исцеление водой

– Чтоб молиться, – отвечает Джеймс. – И для защиты. Вы же, девчонки, тоже молитесь, правда? – с быстрой, неуверенной улыбкой добавляет он.

– Молимся, – говорит Грейс.

– Теперь мы можем помолиться все вместе. Если хотите.

– Нет, спасибо, – отрезаю я.

– Нет, – отвечает Грейс. – Но ты можешь пока побыть тут вместе с нами.

Мы подвигаемся чуть на настиле, освобождая ему место. Джеймс явно чувствует себя здесь неуютно. Все мы не сводим с него глаз. И на сей раз у нас перед ним явное силовое преимущество. Я это ощущаю всем нутром. Мы можем сделать с ним что угодно, легко причинив ему боль. И он вряд ли сумеет от нас отбиться. Он сейчас, наверное, даже не представляет, как от нас защититься.

Волны, что повыше, разбиваясь о пирс, окатывают нас легкими мелкими брызгами.

– А мама еще не вернулась? – спрашивает у него Скай.

– Нет, – отвечает Джеймс. – Хотя, наверно, это вопрос времени. Надеюсь, она приедет завтра.

Скай расстроенно приваливается к Грейс. Та целует ее в лоб и гладит по волосам, убирая их с лица.

– С Кингом такой путь может занять несколько дней, – говорит Грейс. – Занимал несколько дней. Так что все в порядке. Нет никаких причин для паники.

Джеймс согласно кивает.

Мы разом умолкаем, видя над собою падающую звезду. Я слежу за ней глазами, покуда она не исчезает из виду – еще долго после того, как у всех остальных пропадает к ней интерес. Крохотная звездочка из миллиона таких же. Далекое небесное светило с преломленным медовым сиянием, приукрасившееся пылевым хвостом. Она невероятно далеко отсюда, но мне все равно хочется добраться до неба и, несмотря ни на что, спустить ее вниз. Хочется ухватить ее покрепче, разломать пополам и полностью присвоить себе.

Ближе всего мне довелось оказаться к одной из пострадавших женщин, когда та сидела в сауне, – было это давно, еще в ту пору, когда она у нас работала. Я тогда вряд ли была старше десяти-одиннадцати лет. Меня вообще редко когда оставляли с кем-либо из пациенток без присмотра. Так что это никак не могло произойти случайно. Та женщина все ерзала на месте, кашляла. Как у многих из них, тело ее казалось истощенным и измученным. Это было ослабевшее создание, неспособное уже к расцвету. Я очень внимательно, опасливо за ней следила – примерно так же я наблюдала бы какое-нибудь притащившееся к нам из леса больное существо. Я тогда уже изрядно перегрелась в парилке, а она, дрожа всем телом, будто в ознобе, принялась пригоршнями зачерпывать воду и плескать ее на нагревательный элемент. Мое здоровое девчоночье тело благополучно продолжало потеть. Время от времени женщина издавала слабый вскрик или скорее стон. Я же делала вид, будто ее не слышу.

Каково это – жить в том мире, что стремится тебя убить? Где каждый твой вздох воспринимается как оскорбление. Жаль, что в тот день я ее об этом не расспросила. Она то и дело прикладывала ко рту кисейный лоскут, однако никакой крови я на нем не замечала. Ее страдальческие глаза, периодически устремлявшиеся на меня, уже действовали мне на нервы.

В тот вечер мы все собрались в танцевальном зале. Одна из прочих пациенток как раз признана была готовой к исцелению водой – тело ее сочли достаточно окрепшим и открытым для лечения. Кинг сидел на стуле, отодвинутом к стене, за пианино, что создавало некий физический барьер между ним и находящимися в зале женщинами. Было их четыре или пять. Большинство уже перестали вздрагивать при виде его, однако он все равно великодушно старался сохранять дистанцию.

Мама явилась в зал самой последней, когда остальные уже расселись по местам. Она сразу подошла к той женщине, положила ей руку на плечо, дав знак подняться, и вывела перед всеми. Там была приготовлена большая широкая чаша для целебных процедур, уже наполненная водой. Рядом с ней на полу стояла неизменная банка с солью. Мать набрала в обе руки соли и с неторопливой грациозностью, спиральными узорами высыпала ее в чашу. Раствор получался более соленым и густым, нежели морская вода, скорее даже ближе к нашей собственной крови.

Женщина с трудом опустилась перед чашей на колени, и голубая ткань ее платья с шелестом осела на пол. Мама сцепила ладони и, положив их женщине на затылок, медленно погрузила лицо той в воду. Все лампы вдоль стены, помню, горели ярким светом.

Время шло и шло. Тело женщины поначалу было совсем безропотным, однако вскоре ее прижатые к полу руки принялись извиваться, затем с силой по нему молотить. Она отчаянно пыталась подняться и дергалась, расплескивая воду через край. У мамы намокло даже спереди платье, но она никак на все это не реагировала. Мы ждали, затаив дыхание. Наконец, как всегда, когда мы уже уверены были, что все кончено, женщину быстро оторвали от воды – пунцово-красную, судорожно хватающую ртом воздух. Потеряв равновесие, она едва не повалилась на пол – в последний миг ее поддержали мамины руки. Потом так бережно, будто перед ней была одна из моих сестер, мать обернула ей плечи небольшим белым полотенцем.