— Ой, в эту же машину мы червей накидали! — парень от души радуется. Катарина ловит в зеркале заднего вида недоумевающий взгляд подруги. Потом, потом всё расскажу… — А куда червяки подевались? Уползли, потому что ты святая, да?
— Да, — с тяжёлым сердцем отвечает Катарина. Уж чего-чего, а такого богохульства Господь ей не простит.
Сестра заводит мотор, выруливает на дорогу и берёт курс на город. Они едут молча, думая каждый о своём, и толком ещё не понимают, во что влипли.
— А почему… А куда мы едем… А где мама…
Рано или поздно это должно было произойти — до ребёнка начинает доходить: что-то не так.
— Тих-тих, — нашёптывает Штеффи, прижимая пацана к себе и аккуратно обхватывая его запястья своими пальцами. С минуту на минуту у него начнётся истерика. Будет кусаться, брыкаться, попробует выпрыгнуть на ходу. Одним словом — нужно быть готовой. А пальцы у санитарки крепкие.
Она не ошиблась: истерика выдалась буйной и продолжительной, и женщине едва хватало сил удерживать бьющегося в припадке мальчика в своих объятиях. Пока он ревел, орал, пинался и извивался, Катарине дорогого стоило не сбавлять скорости и продолжать просто вести машину. Только бы не пост полиции. Только бы не… Клемен угомонился уже на подъездах к городу — просто обессилил. Притормозив в каком-то тупике, на стоянке для водителей-дальнобойщиков, Катарина наконец оборачивается к притихшим пассажирам. Теперь мальчик просто плачет, уткнувшись носом в грудь Штеффи.
— Вы не посмеете. Я — Ангел! Я — избранный! — Вы — слуги дьявола! Никакая ты не святая — ведьма, ведьма! — слова вылетают из его рта вместе с плевками. — Хочу к маме…
— Так, Штеффи. Что дальше?
Катарина вспоминает саму себя ещё час назад — с какой лёгкостью она перепрыгивала через чужой забор, не обращая внимания на задравшееся платье и потешно выпирающие из шва на трусах ключи и мобильный. Сейчас же, сидя вполоборота в своей машине, она трясётся, из последних сил не позволяя предательским мыслям — правдивым мыслям — завладеть её сознанием полностью. Всё, что было раньше, уже не имеет значения. Отныне как раньше не будет: они забрали ребёнка из дома законных родителей и увезли его в другой населённый пункт. Обманом, ночью, почти что силой. Для рюккерсдорфских еретиков они теперь — кровные враги, для полиции — банальные киднепперши. Друзей у них нет. Перебирая в уме неутешительные соображения, Катарина нет-нет да и взглянет на Клемена — тот совсем сник, почти даже задремал. Теперь они за него в ответе.
— Ты меня спрашиваешь, подруга? Идея-то была твоя… Но в тюрягу я не вернусь, так и знай. Слушай, может закинем его в твой монастырь? Святоши сироток привечают…
Катарина прикидывает: матушка настоятельница, может, и сжалобилась бы, услышав историю о зверском культе, но так подставлять её Кэт не посмеет. Ставить под угрозу благополучие не только родного сестричества, но и всей католической общины она не может. Отдать парня на поруки омбудсменам? Мозг у него загажен — любой психолог определит, что над ребёнком измывались, да только уголовной ответственности за похищение с неё и подруги это не снимет. В правовом поле взаимозачёт не работает.
— Штеффи… — подруга опытная, она должна что-нибудь придумать…
— Ладно.
— Что — ладно? — неужели есть идея?
— Назад пути нет. Двигай к Милошу.
— К… к кому?
Кэт конечно помнит тех немытых цыган, что просвещали её насчёт маячка. Убогий автосервис, затерявшийся в бетонных блоках на необитаемой окраине города. Скабрезные шуточки, нелегальщина. Наверняка, тюнинг и ремонт авто — лишь прекрытие. Такие как они вообще руками работать не привыкли. Наверняка, там наркотики, контрабанда, скупка краденого… Наверняка, они и в стране-то находятся незаконно. И сестра ловит себя на мысли, что теперь она такая же, как и они — беглянка и преступница. Добро пожаловать в мир криминала, госпожа монахиня!
— Штеффи, у нас нет денег… Моя кредитка осталась в монастыре, а Лоренц… — Лоренц в прошлом. После того, как она разнесла ворота его резиденции, путь назад ей закрыт. И монастыря, скорее всего, это тоже касается.
— Просто двигай. О деньгах не беспокойся. Святой Николай нам в помощь.
Катарина не сразу понимает, причём здесь Николай, но проследив за хитрым взглядом подруги, вдруг обнаруживает на заднем сидении некий свёрток. Вытащив из-под плотного бедра подельницы тяжёлую штуковину, замотанную в алтарную скатерть, она едва не роняет поклажу — так та тяжела. Икона из рюккерсдорфской церкви — серебряный оклад, век шестнадцатый-семнадцатый… Византийская традиция. Пока Катарина ожидала приезда сестры Шнайдера у задней двери, Штеффи успела стянуть вещицу со стены молельного зала, завернуть в первую попавшуюся тряпку и засунуть под свою толстовку. Думала продать барыгам и разжиться халявным баблишком, но вышло куда поэтичнее…
— Ты украла икону?! Это же собственность общины! — от иррационального гнева Катарина аж зарделась. Даже Клемен встрепенулся, выпорхнув из полудрёмы и с любопытством уставившись на перепалку своих похитительниц.
— Ой, да ладно тебе. Им-то она зачем? Где они, а где Николай…
***