Не смея тянуть время, Катарина извлекает из сумочки пачку фото. На самом деле это отсканированные копии, распечатанные на матовой фотобумаге. Оригиналы она предусмотрительно оставила у себя — мало ли что.
— Вот. Здесь Александр. Кажется, в том возрасте, когда он уже жил со своими усыновителями в той деревне. Посмотри, ты никого, кроме него, на фото не узнаёшь?
Штеффи тянется к стопке, но вовремя отдёргивает руку, чтобы вытереть салфеткой заляпанные корицей и сахарной пудрой пальцы. Она долго и придирчиво рассматривает картинки, одну за другой, по кругу, снова и снова. Её глаза периодически сходятся на переносице, образуя суровую морщинку, фото же она держит чуть ли не на вытянутой руке — скорее всего, у неё развилась дальнозоркость, но об очках она, наверняка, и не помышляет. Этой женщине с крепкими и огрубевшими от тяжёлой работы руками, обветренным потемневшим лицом, давно не помнящим должного ухода, неаккуратно обкорнанными на уровне плеч жёсткими каштановыми волосами с проблесками ранней седины, уж точно не до таких мелочей, как очки. В госпитале от неё требуется лишь выносить утки, подтирать блевотину да купать разбитых параличом стариков. А после смен она пьёт пиво.
— Узнаю приёмных. Вот они, — она тычет пальцем в немолодую пару, запечатлённую на нескольких фотографиях рядом с мальчиком. — Я когда в приют ходила, мне там ничего не сказали — мол, тайна усыновления, идите лесом. Но в интернете их морды засветились — тогда шумиха была, и кое-что просочилось в сеть. А больше никого не узнаю. Хотя… Нет, не узнаю. Что дальше планируешь делать? Есть намётки, задумки? — она цепляется за собеседницу выжидающим взглядом, взглядом, который колется, как новенький шерстяной свитер.
У Катарины нет никакого плана, но она знает — отмалчиваться нельзя. Эта женщина чувствует любое колебание и расценивает его как слабость. А затем нападает и пожирает живьём. Поэтому Катарина бодрым голосом отвечает, выдавая “план” практически экспромтом:
— Время от времени я буду туда ездить, познакомлюсь с местными, вычислю, кто именно из них присутствует на фото, а дальше постараюсь найти индивидуальный подход к каждому и потихоньку выведать всё, что они знают об Александре.
— Хм, молодец, — Штеффи говорит тоном тюремной мамки. — Работай, да держи меня в курсе. А сейчас… купи мне ещё кофе и этих булок и проваливай. Некогда мне здесь с тобой рассиживаться.
Не веря собственной удаче, Катарина радостно спешит к кассам и оплачивает новый заказ. Уже готовая покинуть кофейню, она вынуждена обернуться на знакомый голос ещё раз.
— Эй!
Ну что ещё ей надо? Звонкий страх пробегает по позвонкам, как палочки по клавесину. Наверняка, сейчас Штеф снова ляпнет что-нибудь про терпение, которое не бесконечно, да напомнит про Петера. Ставить в конце вместо точки кляксу — это так в её духе! Но нет. До Катарины доносится:
— Кстати, ты сегодня прекрасно выглядишь!
И всё-таки клякса. Катарина стремится прочь с фудкорта, чтобы поскорее оставить эту липкую встречу позади.
Возвращаться в монастырь совсем не хочется, а бродить бесцельно по городу сил нет. В кармане чуть более шестидесяти евро — значит, шоппинг тоже отменяется. Хотя… Облокотясь о перила самого высокого уровня галереи, она осматривает всё, что внизу, и в череде ярких вывесок взгляд выцепливает хорошо знакомый неброский логотип Tchibo. Туда-то она и направится. Кажется, Катарине впервые за долгое время везёт: в магазине скидки, а нижнее бельё так и вовсе распродаётся за треть цены. Бюстгальтеры здесь скромные, удобные и качественные, а главное — сегодня они ей по карману. Позабыв обо всём на свете, она накидывается на полки с бельём, как войска Аттилы на селения готов, перебирая тонкими пальцами картонные коробочки, отыскивая те, что маркированы её размером и изображением интересующих её моделей, и отбрасывая в сторону все неугодные. Поведение дикарки, но так ведут себя сейчас все женщины в отделе. Наконец, набрав в охапку ворох коробок (и кто это только придумал засовывать лифчики в такие неудобные объёмные упаковки?), она торопится в сторону примерочной. Очереди на примерку нет, большинство кабинок, не поделенных в этом демократичном магазине на мужские и женские, оказываются свободны, и она, не долго колеблясь, занимает крайнюю — если верить социологической статистике, так поступают девять человек из десяти.