Итальянец

Путники спустились к берегу и неожиданно оказались вблизи одинокого жилища, стоявшего у самой кромки воды, так что оставалось удивляться, как его не смоет волнами. Из-за оконных решеток не пробивалось ни огонька, безмолвный дом казался необитаемым. Охранники Эллены имели, вероятно, основания думать иначе; они остановились у двери и принялись громко кого-то звать. На их крик, однако, никто не отозвался; пока стражники продолжали попытки разбудить обитателей дома, Эллена тревожно разглядывала его во всех подробностях — насколько позволяли ей сгустившиеся сумерки. Это оказалось древнее и очень своеобразное строение, не усадьба, но и не крестьянская хижина.

Высокие стены, сложенные из неотесанных каменных блоков, были укреплены бастионами, на углах здания виднелись башенки; последние, а также портик и наклонная крыша являли взору многочисленные признаки упадка и разрушения. Весь дом в целом, его темные окна и молчаливые переходы навевали острое чувство затерянности и одиночества. Высокая стена окружала двор дома; она некогда служила дому защитой, но теперь одна из створок ворот давно упала с петель и лежала на земле, едва различимая в зарослях сорной травы, а вторая со скрипом раскачивалась, угрожая при очередном порыве ветра разделить участь первой.

Но вот наконец на призывы стражников из дома откликнулся чей-то хриплый голос; обитатель долго и неспешно гремел засовом, а когда показался в дверном проеме, Эллена прочла на его изборожденном складками лице историю таких жизненных невзгод, что, как ни была она поглощена собственными несчастьями, не могла равнодушно на него глядеть. В косом свете лампы, которую нес с собой незнакомец, от Эллены не укрылся терзавший его жестокий голод; к тому же взгляд его глубоко запавших глаз поражал своей необузданной дикостью. Эллена едва не отшатнулась; подобных черт, обличавших одновременно и злодея и страдальца, ей до сих пор видеть не доводилось, и она с острым любопытством вглядывалась в незнакомца, забыв на время задать себе вопрос, какие беды сулит ей встреча с этим человеком.

Представлялось очевидным, что дом не для него был построен; Эллена заключила, что незнакомец служит какому-нибудь безжалостному приспешнику маркизы ди Вивальди.

Войдя в дом, девушка очутилась в зале, обветшавшем и совершенно пустом. Зал был невелик, но очень высок, с потолком, размещавшимся, видимо, непосредственно под крышей; из опоясывавшей зал галереи можно было попасть в комнаты второго этажа.

Стражники и незнакомец обменялись угрюмыми приветствиями, при этом к последнему обратились по имени — Спалатро; затем все вошли в комнату, где в углу обнаружился матрас, — по-видимому, только что покинутое ложе незнакомца. Помимо этого матраса, а также двухтрех сломанных стульев и стола, мебели в комнате не было. Спалатро насупившись оглядел Эллену, бросил многозначительный взгляд на ее охранников, но не проронил вначале ни звука. Затем он предложил всем сесть и добавил, что приготовит рыбы на ужин. Эллене стало ясно, что он — хозяин дома и, судя по всему, единственный его обитатель; когда же она услышала от одного из стражников, что здесь их путешествие заканчивается, то поняла, что сбываются ее наихудшие опасения. Сохранять спокойствие ей было более не под силу. Все указывало на то, что шайка негодяев привезла ее сюда, в одинокое обиталище на берегу моря, в общество человека, на челе которого, казалось, ясно начертано «злодей», с единственной целью — принести ее в жертву безграничной гордыне и ненасытной мстительности. Когда девушка взвесила все обстоятельства и задумалась над словами стражника, возвестившего об окончании их поездки, ее как молния пронзила убежденность: ее привезли сюда, чтобы здесь убить. Кровь застыла у Эллены в жилах, и она лишилась чувств.

Когда к Эллене вернулось сознание, она обнаружила, что вокруг нее стоят стражники вместе с незнакомцем; она готова была взмолиться о пощаде, но решила, что, выдав свои догадки, не вызовет у недругов ничего, кроме озлобления. Тогда она сослалась на усталость и попросила, чтобы ее сопроводили в отведенную ей комнату. Мужчины переглянулись и после некоторого колебания предложили Эллене подождать ужина и отведать рыбы. Эллена постаралась облечь свой отказ в возможно более деликатную форму и получила позволение удалиться. Спалатро, с лампой в руке, провел девушку через зал в галерею второго этажа и распахнул дверь в одну из комнат, в которой, как он сказал, пленнице назначено было ночевать.

— Где моя постель? — несмело осведомилась вконец опечаленная Эллена, оглядев помещение.

— Вот там… на полу, — отвечал Спалатро, указывая на жалкий матрас, завешенный разодранным тряпьем, которое в лучшие времена служило пологом. — Если вам нужна лампа, — добавил он, — то пусть постоит, а через минуту-другую я за ней вернусь.

Голосом робким и умоляющим Эллена спросила, нельзя ли ей оставить лампу у себя на всю ночь.

— Это еще зачем? Здесь только пожара не хватало, — последовал грубый ответ.

Эллена повторила просьбу не уносить лампу.