Итальянец

— Я принес позавтракать, — сказал Спалатро, — но, похоже, вы еще не выспались. А ведь ночи должно было хватать, легли-то вы рано.

Не дождавшись ответа, хозяин, с овсяной лепешкой и миской молока в руке, ступил через порог. Эллена сопроводила его тоскливым, умоляющим взглядом.

— Куда это поставить? Вам это будет очень кстати, вы ведь вчера не ужинали.

Эллена поблагодарила его и, ввиду полного отсутствия в комнате столов и стульев, указала на пол рядом с постелью. Когда Спалатро наклонился, Эллене бросилось в глаза выражение его лица, странным образом соединившее в себе злобность и торжествующее коварство. Он, казалось, упивался успехом и радостно предвкушал дальнейшее развитие событий. Замеченное вселило в девушку такой интерес, что она не спускала со Спалатро глаз, пока тот не покинул комнату. Когда взгляды обоих случайно встретились, Спалатро с поспешностью, выдававшей нечистую совесть, отвел глаза и более уже их не поднимал. Выйдя, он, как и прежде, запер дверь.

Странное поведение тюремщика так поразило Эллену, что она стала теряться в догадках и не скоро вспомнила о завтраке, отнюдь не лишнем после затянувшегося воздержания от пищи. Однако стоило ей поднести молоко к губам, как страшное подозрение остановило ее руку; впрочем, до этого Эллена уже успела сделать робкий глоток. Вспомнив, с какой необычной миной Спалатро поставил перед ней еду, девушка вдруг предположила, что к молоку подмешан яд. Итак, ей пришлось отказаться от намерения подкрепить свои силы; Эллена побоялась прикоснуться даже к лепешке, ибо все, что было принесено Спалатро, таило в себе угрозу; что до проглоченных по неосторожности нескольких капель молока, то из-за столь малого количества беспокоиться не приходилось.

Весь день, однако, Эллена пребывала под властью страха и близка была к полному отчаянию; относительно того, зачем ее доставили сюда, она не питала никаких сомнений — и не видела также и средства ускользнуть из рук палачей. Лишь извечное свойство человеческого сердца — надеяться вопреки всему — поддерживало ее слабеющий дух.

В эти часы тревоги и одиночества судьба даровала Эл-лене единственное утешение: знать, что Вивальди хотя и горюет, но находится вне опасности; девушка научилась весьма высоко оценивать коварную изобретательность маркизы и не допускала и мысли, что Винченцио выпутается из ее сетей и вернет свободу себе и своей возлюбленной.

Большую часть дня Эллена провела, прильнув к оконной решетке и в задумчивости созерцая примолкший океан. Временами она прислушивалась в надежде услышать звуки, которые помогли бы ей определить, сколько обитателей осталось внизу и чем они заняты. Дом словно вымер; лишь изредка доносились шаги, мерившие длинный проход, или стук двери; похоже было, что, кроме нее самой, в доме оставался только один человек; если внизу и затаился кто-то еще, то ни единым шорохом он себя не выдавал. Эллена не слышала, как уезжали стражники, доставившие ее сюда, но, судя по всему, отъезд все же состоялся, и охранял ее теперь один Спалатро. Смысл происходившего был темен; если готовилось убийство, то странным представлялось, что поручено оно одному человеку, тогда как осуществить это черное дело втроем было бы куда вернее и проще. Но, вспомнив о аде, Эллена перестала удивляться: вероятно, ее палачи уверились, что замысел их близок уже к осуществлению, и предоставили ей умереть в одиночестве в запертой комнате, после чего Спалатро останется лишь избавиться от тела жертвы. Поступки охранников не казались более непоследовательными; напротив, они согласно претворяли в действительность общий замысел, состоявший в том, чтобы отравить пленницу с помощью ада, примешанного к пище. Было ли покушение на ее жизнь предпринято в действительности или же являлось плодом возбужденной фантазии — так или иначе, при мысли о том, что она пригубила отравленное молоко, девушка почувствовала, как ее с головы до ног стал бить озноб. Ей подумалось, что ад, возможно, обладает исключительной силой и действен даже в ничтожно малых количествах.

Пребывая, таким образом, в состоянии мучительной тревоги, Эллена различила по ту сторону двери шаги, напрягла слух и поняла, что в коридоре кто-то есть. Неизвестный передвигался с осторожностью, иногда останавливался — возможно, чтобы прислушаться, — и вскоре затем отходил прочь.

«Это Спалатро! — сказала себе Эллена. — Он думает, что я отравлена, и пришел послушать мои предсмертные стоны! Увы! Быть может, он не обманулся в своих ожиданиях, а всего лишь поторопился!»

От этого страшного предположения девушку с удвоенной силой охватила дрожь; теряя сознание, несчастная опустилась на матрас, но вскоре приступ прекратился. К ней вернулось сознание, и она поняла, что разумнее будет скрыть от Спалатро невыпитое отравленное питье, — в таком случае он, по крайней мере, не станет торопиться с новым покушением, а любая отсрочка дает некоторую надежду. И Эллена выплеснула через оконную решетку молоко, которое (так ей казалось) Спалатро считал надежнейшим средством убийства.