Итальянец

На вопрос Вивальди, зачем понадобилось похищать Эллену столь хитроумным образом, если Скедони, считая ее своей дочерью, мог бы обойтись безо всяких уловок, духовник ответил, что в то время он ничего не знал о существующем между ними кровном родстве. Но на дальнейшие расспросы, зачем и куда отвезли Эллену, а также о том, каким образом он обнаружил, что Эллена приходится ему родной дочерью, Скедони ничего не ответил; он в изнеможении откинулся на подушки, обессиленный нахлынувшими воспоминаниями.

Признания Скедони были тщательно записаны рукой секретаря и официально заверены присутствовавшими свидетелями — инквизитором и двумя служителями; так Вивальди убедился, что его невинность доказана тем самым человеком, который вверг его в застенки инквизиции. Но его радость при мысли о скором освобождении сразу померкла, едва только он вспомнил, что Эллена — дочь Скедони, убийцы, обреченного, отчасти при его посредничестве, на страшную и позорную смерть. Однако же в надежде, что Скедони в своих притязаниях быть отцом Эллены погрешил против истины, Вивальди потребовал, во имя своей долгой привязанности к ней, полного объяснения всех обстоятельств, связанных с раскрытой тайной ее происхождения.

При этом публичном изъяснении сыном своих нежных чувств по надменному лицу маркиза скользнула тень, что пресекло дальнейшие расспросы Вивальди; маркиз же с явным нетерпением устремился к выходу.

— Необходимость в моем присутствии отпала, — проговорил он. — Заключенный завершил показания по единственному вопросу, который мог меня интересовать; поскольку его признания целиком обеляют моего сына, я прощаю виновнику все страдания, причиненные его ложным доносом мне и моей семье. Документ, содержащий только что заслушанные нами показания, вверяется вашему попечению, святой отец, — добавил маркиз, обращаясь к инквизитору. — Вам надлежит представить его в Святую Палату, с тем чтобы невиновность Винченцио ди Вивальди сделалась очевидной и чтобы он мог выйти из заточения без отлагательств. Но сперва я прошу копию этих показаний, равным образом заверенную присутствующими здесь свидетелями.

Секретарю велено было снять копии, и, пока маркиз ожидал окончания переписки (без бумаги он не желал покинуть келью), Вивальди вновь принялся настаивать с неодолимым упорством на объяснении тайны, связанной с рождением Эллены. Скедони, которому на сей раз не позволили уйти от ответа, не мог, однако, вдаваться в подробные объяснения, ибо ему пришлось бы, пускай косвенно, изобличить гибельные замыслы, вынашивавшиеся им сообща с покойной маркизой ди Вивальди, о чьей кончине он ничего не знал; поэтому духовник почти ничего об Эллене не рассказал, кроме того, что все выяснилось благодаря медальону, который она носила, считая его медальоном отца.

Пока исповедник давал свои краткие пояснения, Никола, державшийся несколько поодаль, взирал на Скедони как исполненный злобы демон. Глаза его пылали огнем из-под низко надвинутого капюшона; всю нижнюю часть лица скрывали складки черного облачения, однако отблески факела выхватывали из мрака середину лица, его резкие, внушавшие ужас черты. Вивальди, взглянув на Николу, вновь увидел перед собой монаха из крепости Палуцци — он подумал, что этот человек способен на те самые преступления, в которых он изобличал Скедони. Тут же Вивальди вспомнил жуткое одеяние, обнаруженное им в развалинах крепости, а также необычайные обстоятельства, сопряженные со смертью синьоры Бьянки, и особенно то, что монах сразу узнал об этом событии. Прежние подозрения относительно причин смерти синьоры Бьянки возродились в душе Вивальди с новой силой — и он твердо вознамерился либо, по возможности, их рассеять, либо добиться их подтверждения; посему он с пылкой горячностью призвал Скедони, который, будучи приговоренным к смерти, не должен был более опасаться открытия истины, каковой бы она ни оказалась, поведать все, что ему известно на этот счет. Обращаясь к Скедони, юноша бросил взгляд на Николу, желая удостовериться, какое действие возымели его слова на монаха, но лицо последнего было так закутано, что нельзя было разобрать, какие чувства оно выражает; Вивальди, однако же, заметил, что, пока он говорил, монах еще ниже надвинул на лицо край капюшона и, отвернувшись от него, устремил взор на исповедника.

Скедони принес торжественно клятву, что в смерти Бьянки неповинен и причин ее не ведает.

Вивальди далее спросил у Скедони, каким образом его посредник, отец Никола, оказался немедленно оповещенным о столь печальном событии и какую цель преследовало предупреждение, переданное ему монахом в крепости Палуцци, поскольку интересов самого отца Николы кончина синьоры Бьянки почти совсем не затрагивала.

Никола не сделал ни малейшей попытки предупредить ответ Скедони, который, после минутной паузы, произнес:

— Целью его, юноша, было остеречь тебя от посещений виллы Альтьери; ту же цель преследовали и все прочие советы и указания, полученные тобой под аркой Палуцци.