Итальянец

– Вначале, возможно, да. В какой-то момент я так думала… Но сейчас, со временем, я понимаю, что нет. На самом деле я никому не собиралась мстить.

Она приподняла руки, словно показывая, сколько весит все то, что нас окружает. Весь мир и вся жизнь.

– Равновесие, понимаете?.. Способ выровнять чаши весов.

Она подержала ладони над столом, будто эти самые чаши, потом опустила – медленно и, показалось мне, устало.

– Я не могла пройти через это и сидеть сложа руки, – продолжала она после паузы. – И это их высокомерие…

Она умолкла, видимо, решив не продолжать.

– Британское? – уточнил я.

От солнечного света ее зрачки сузились и застыли крошечными черными камешками. И неожиданно это сияние показалось мне молодым и опасным.

– Вам не выпало видеть, как военные корабли ходят по бухте, как по двору собственного дома… Как солдаты, пьяные до животного состояния, переходят на нашу сторону границы в поисках свежей плоти – вдов с детьми, которым нечего есть, и жен тех, кого Франко бросил в тюрьму. Последствием Гражданской войны был голод, и они им пользовались. Совращали и покупали всех и вся.

Она остановилась, засомневавшись:

– Не знаю, понимаете ли вы.

– Более или менее.

Она смотрела на меня, словно прикидывая, достоин ли я дослушать ее исповедь.

– Вы читали «Илиаду»?

Я смущенно кивнул, не понимая, к чему она клонит.

– Я хотела увидеть, как они истекают кровью, хоть немного, – продолжила она. – Хотела внести свою лепту. Уйти от пассивной роли женщины, ожидающей у очага, пока мужчины сводят счеты с Историей… Мне не хотелось наблюдать ни с далеких равнин, ни с высоких стен Трои: я тоже хотела поджигать черные корабли, выброшенные на берег.

Она снова погладила Гамму:

– Очаг у меня был тогда относительный. Дом, собака, книжный магазин.

Она вдруг рассмеялась и сразу помолодела на несколько лет.

– Мне особо нечего было терять.

И она надолго замолчала, продолжая улыбаться, глядя на трансатлантический лайнер, что медленно шел по каналу.

– Знамена для меня никогда ничего не значили, – добавила она наконец. – Однако по странному стечению обстоятельств человек, которого я нашла на берегу, появился в нужный момент… И это правда, я была в него влюблена. Но прежде я обратила его в свое знамя.

У входа в отель колышутся от восточного ветра пальмы и бугевиллеи, Елена проходит мимо них и улыбается портье; тот стоит в мундире перед портиком и в ответ на ее улыбку прикладывает руку к козырьку фуражки. В отеле «Королева Кристина» организован коктейль – день и час встречи выбраны не случайно; вестибюль и гостиная бурлят людьми: добропорядочное общество Альхесираса, консулы, морские агенты, всевозможные гости. Они говорят на разных языках, сеньоры одеты в элегантные наряды, попадаются мужчины в военной форме, и Елена невольно спрашивает себя, сколько сотрудников секретных служб, испанских и иностранных, среди этих благородных господ, сколько шпионов и информаторов. Чтобы пройти, не привлекая внимания, она одета соответственно: платье из набивного шелка приглушенных тонов, туфли на каблуке – не слишком высоком, учитывая ее рост, – волосы струятся легкой волной. Макияж почти незаметен: неяркая губная помада и светлые тени на веках. Елена ничем не отличается от других женщин: одни болтают с бокалом шампанского в руке, другие сидят на диванах, обитых атласом цвета мальвы, и слушают, как под застекленной аркой, выходящей в сад, небольшой оркестр исполняет одно болеро за другим.

Перекинув через руку плащ, стараясь выглядеть как можно естественнее, Елена пересекает гостиную и, открыв сумочку, делает вид, что ищет ключ от своего номера, затем проходит мимо лифтов к лестнице, без колебаний поднимается на второй этаж и оказывается в коридоре, устланном ковром. Только там она наконец останавливается на минуту, чтобы успокоить бьющееся сердце. Потом делает несколько глубоких вдохов и идет дальше, до номера 246.

В просторной комнате двое мужчин. Один – Тезео Ломбардо, он открывает Елене дверь. Другой, сидя на кровати, говорит по телефону, но, увидев Елену, вешает трубку и встает. Это высокий блондин с приятными чертами лица. В соответствии с атмосферой, царящей внизу, оба в пиджаках и галстуках.

– Для меня честь познакомиться с вами, – говорит высокий блондин.

Елена не отвечает. Они стоят и смотрят друг на друга. Ни пожатия рук, ни улыбок. В номере пахнет сигаретным дымом – в пепельнице четыре окурка, – а через застекленные двери, что выходят на террасу, виднеются бухта и далекие очертания Пеньона.

– Спасибо, что вы пришли.

Это тоже произносит блондин, и его слова звучат торжественно.

У него хороший испанский язык. Ему слегка неловко, и даже Ломбардо, похоже, не слишком уверен в себе.

– И кто мы такие? – спокойно спрашивает Елена.

На лице блондина появляется одобрительное выражение. В голубых глазах блестят искорки признания. У него внешность артиста кино, думает Елена. Он похож на одного итальянца, Амедео Надзари, который, в свою очередь, немного напоминает Эррола Флинна.

– Можете звать меня Ортега, – говорит он. – Вполне подходящее имя, если не возражаете.