Итальянец

– Не желает ли кто-нибудь купить у меня открытки Красавицы Суламифи и Неистового Саладина?

Они снова смеются, и вопросов больше нет. Неаполитанец отмечает, что Маццантини не сводит вопросительного взгляда с Ломбардо; и тот, встретившись с ним глазами, молча кивает, все такой же серьезный. Удовлетворенно кивнув в ответ, офицер встает, идет к шкафу и возвращается с подносом, где стоит бутылка красного вина, восемь стаканов и лежит штопор.

– Мы знаем положение наших войск, и у нас нет иллюзий. – Маццантини открывает бутылку. – Невозможно, чтобы наше победное нападение изменило ход войны; но мы можем надеяться, что успех нашей операции ослабит давление англичан в этой зоне Средиземноморья.

– Большая честь, капитан-лейтенант, – замечает Кадорна.

– Да, безусловно… Большая честь.

– По крайней мере, пустим им кровь из носа.

– А это мысль.

Маццантини обходит стол вокруг, каждому наливая вино в стакан. Вино итальянское, отмечает Скуарчалупо, из Чинкве-Терра, и аромат приводит на ум горячую поленту на столе, ковриги свежего хлеба, ломти домашней колбасы и шоколад из Перуджи.

– Пахнет домом, – говорит кто-то.

Восемь мужчин молчат, и каждый вспоминает свое. И каждый уважает молчание другого. Со времен тренировок в Бокка-ди-Серкьо они знают друг о друге все, как родные братья: жизнь, любовь, увлечения, недостатки, мечты, семья. У них на всех четыре жены и шестеро детей.

Наконец капитан-лейтенант Маццантини говорит:

– Полагаю, мы предусмотрели всё и можем идти в атаку со спокойной душой… Моя совесть чиста. Мы сделали всё для успеха операции и готовы всё преодолеть. Перед выходом я буду молиться о том, чтобы нам сопутствовала удача. Чтобы Господь наградил нас победой за наши старания и сжалился над нашей несчастной родиной… Давайте выпьем, стоя.

Все подчиняются, каждый со стаканом в руке. Маццантини поднимает свой и всех по очереди обводит взглядом.

– Невозможно пожелать себе лучших товарищей – я считаю, мне повезло сражаться с вами бок о бок… Десятая флотилия, да здравствует Италия!

– Да здравствует!

Елена перешла границу, теперь она на территории колонии. Перешла одной из первых, едва открылась решетка. Пила кофе – в котором был главным образом цикорий – в маленькой забегаловке поблизости, пока не увидела доктора Сокаса, которого в это утро вызвали в Колониальный госпиталь. Изобразила случайную встречу – доктор, какой сюрприз, и так далее, – и они вместе пересекли границу, беседуя с напускной естественностью, под которой Елена старалась скрыть напряжение: обычный досмотр британскими таможенниками, один из них здоровается с Сокасом, затем долгий переход по площадке аэродрома, через площадь Казематов и, наконец, прощание на Мейн-стрит. Силтель Гобович, удивленный, что она пришла в неурочный день, работа с книгами и карточками. Сейчас Елена поглядывает на часы, нервы напряжены, сердце бьется все сильнее и быстрее, по телу бегут мурашки, дыхание сбивается, она пытается дышать ровно и успокоиться. Сумка открыта, и в ней фотоаппарат.

Гобович занят книгами, вынимает их из ящиков. Елена встает и берет сумку.

– Пойду, подышу воздухом. И покурю.

– Давай, – отвечает хозяин магазина, занятый своим делом.

– Я сейчас.

Она открывает застекленную дверь, выходит на террасу и закуривает «Крейвен». Под ярким утренним солнцем бухта Альхесираса похожа на синий полумесяц с серо-охряной каймой. Слева Африка, четко очерченная, несмотря на расстояние. Ветра нет, и корабли, бросившие якорь в северной части, развернуты в разных направлениях. От всего веет миром и абсолютным покоем.

Внизу, под террасой и Королевским бастионом, располагается порт. Три ремонтных дока, пакгаузы, подъемные краны и эллинги. Оттуда доносятся далекие звуки: вой сирены, удары молотков по металлу, хриплые крики чаек, планирующих туда-сюда между Пеньоном и кораблями. Пришвартованные к молам и центральным буям, виднеются около дюжины кораблей, больших и малых, выкрашенных в серый цвет британских военно-морских сил.

Обрати внимание на детали, сказал он. Елена вспоминает, как он спокойно объяснял ей задачу: легкий итальянский акцент и улыбка, которая смягчала или пыталась смягчить серьезность его слов. Если не можешь или не хочешь фотографировать, просто подтверди точное расположение больших судов, постарайся вспомнить, где они стояли раньше. Это очень важно, когда перемещаешься ночью в глубине моря, в темноте, по илистому дну, без малейшей возможности сориентироваться. И нельзя подняться на поверхность, чтобы оценить ситуацию. Сто метров отклонения, и вместо успеха – провал. Речь идет о жизни или смерти моих товарищей. Да и о моей тоже.