Итальянец

– В том-то и проблема, парень. У нас на нее ничего нет. Ничего, чтобы применять к ней усиленные меры. Только подозрение и один телефонный звонок в Ла-Линеа, по номеру, который нам не удалось определить. Она говорила о чьем-то отце и двоюродных сестрах, надо ж такое представить.

– И о почтовой открытке, которую бросит в ящик.

Кампелло бессильно разводит руками:

– А есть еще что-нибудь на нее?

– Нет, – подтверждает Ассан.

– То-то и оно.

– У нее был фотоаппарат.

– С неиспользованной пленкой и никакой другой кассеты… Такси обыскали?

– Там ничего нет. И таксист говорит, что ничего подозрительного не заметил.

– Продолжайте искать; как угодно, но ищите.

– Понятно.

Кампелло встает и идет к окну. Военный конвой проезжает мимо Трафальгарского кладбища и поднимается по склону Пеньона. Чайка садится на карниз и с любопытством смотрит на комиссара. Тот стучит ногтем по стеклу перед ее клювом, и птица улетает.

– У нас только и есть, что один дым и ничего больше, ясно тебе?.. Подозрения и дым. Нюх мне подсказывает, что Елена Арбуэс не так уж невинна, как хочет показать; но это всего лишь нюх. Мы не можем применять к ней силу только потому, что кто-то что-то унюхал. Либо мы что-то вытащим из нее по-хорошему – ну, или притворимся, что по-хорошему, – либо придется ее отпустить. Без доказательств дело не сделаешь. А часы-то тикают.

Он горько вздыхает и сверяется с часами. Приходится признать, что все слишком затянулось. А он сидит тут, отпугивает чаек. В нем уже закипает гнев.

– Я сам с ней поговорю… Если ее можно уломать, то у нас уже все получится. Если же она не слабого характера, мы возьмем, да и забудем про все это. – Он ненадолго задумывается. – Через пару минут принеси-ка чашку какао или кофе. Что-нибудь попить.

– Для вас?

– Для нее. И скажи Гамбаро и Бейтману, чтоб оставили ее в покое и не упирались рогом. А то испортят мне всю охоту.

– Как прикажете.

Кампелло приближается к столу, берет лист бумаги и карандаш, пишет имя и адрес.

– Возьми. – Он протягивает листок помощнику. – Потом сходишь по этому адресу, спросишь вот этого человека и скажешь ему, чтобы связался со мной как можно скорее, это очень важно. По телефону не звони, ясно?.. Только лично.

– Понимаю, комиссар.

– Ладно, давай, шевели задницей.

С этими словами Кампелло выходит из кабинета, спускается в подвал и направляется в допросную. Гамбаро и Бейтман сидят в коридоре, закатав рукава рубашки, – попивают пиво из маленьких бутылочек и слушают новости по Би-би-си. Кампелло делает им знак оставаться на месте и входит. Женщина сидит за столом, под голой лампочкой, свисающей с потолка. Плащ накинут на плечи, наручников нет. Комиссар садится напротив и сразу переходит к делу:

– Прошу вас, пожалуйста, не говорите, что ничего такого не сделали и что ваше задержание – это произвол.

Она смотрит на него с подозрением. Приятное лицо, снова отмечает Кампелло. Высокая, и ее можно назвать красивой. И разговаривает как воспитанный человек.

– Вы сказали «задержание»? Я не арестована?

Она держится ровно и спокойно смотрит на комиссара. Но когда она говорит, у нее немного дрожит подбородок. У нее тонкие, ухоженные руки, нет ни колец, ни лака для ногтей. Они лежат на столе, и временами она судорожно сцепляет пальцы.

– Пока что нет, – отвечает Кампелло. – Но от этого вам никакой пользы, поскольку в данных обстоятельствах мы можем задержать вас на сколько угодно, до тех пор пока все не обнаружится.

– Вы можете объяснить мне, почему меня здесь держат? – Она указывает на дверь. – И почему эти мужчины входят сюда и говорят мне гадости?

Кампелло устало машет рукой, словно все совершенно очевидно:

– Мы знаем, что вы информируете врага. Что вы шпионка.

Она широко раскрывает глаза:

– Но это же смешно. Я ведь уже сказала…

– Все, что вы уже сказали, не убедит меня в обратном. Я не знаю, работаете вы на нацистов, на итальянцев или на испанскую Фалангу. Или, возможно, на всех сразу.

– Вы это всерьез?

Кампелло обводит рукой допросную и указывает на закрытую дверь:

– По-вашему, это все несерьезно?

Она сплетает пальцы. Скорее напряжена, чем растеряна.

– Я считаю, это все оскорбительно. – Она смотрит на него с вызовом. – Скажите же мне, что я такого сделала, чего не должна была делать.

– Книжный магазин Силтеля Гобовича, – наудачу произносит полицейский.

Она смотрит на него с удивлением, и непонятно, подлинное оно или показное.

– Я работала там всю испанскую войну. Вы, вероятно, можете спросить у хозяина.

– Обязательно спросим, – соглашается Кампелло. – А теперь о террасе.

Женщина по-прежнему невозмутима:

– А что с террасой?

– Оттуда виден весь порт.

– И что?

– Вот вы мне и скажите.

Женщина наклоняет голову и смотрит на него как на идиота:

– Послушайте, сеньор. Я бывала на этой террасе сотни раз… Что в этом странного?

– Ваш фотоаппарат. Тот, что у вас в сумке.

– Я часто беру его с собой, люблю фотографировать. Но сегодня я не снимала.

– Почему?

– Не знаю. – Она колеблется, но тут же объясняет: – Раз на раз не приходится.

– Мы ищем пленку.

– Она в фотоаппарате.

– На той нет ни одного снимка. Я имею в виду другую пленку.