Итальянец

Он бросается в будку, и оттуда слышно, как он кричит:

– Свет, идиоты! Вы показываете врагу, где вход в порт, – мы же просили, не надо сегодня! Не хватало только объявить по радио: «Мы открываем заграждение, добро пожаловать в Гибралтар». Надо же быть такими идиотами.

Он выходит крайне рассерженный.

– Я же сказал им, ч-черт… Я же сказал. Не зажигайте сегодня ночью свет, чтоб вас. Мы же показываем врагу, где и когда можно проскользнуть внутрь… Хоть бы что. Они мне говорят, что входит «Дандолк» и что правила есть правила.

С мола видно, как красный и зеленый огни, вспыхнувшие со стороны моря, превращаются в один красный – судно повернулось к ним левым бортом, – и между Карбоном и Центральным под гул двигателей проходит темный силуэт миноносца. И лишь затем два фонаря снова гаснут.

– Надеюсь, ни один из этих сукиных сынов не проскользнет, – говорит Тодд и широкими шагами направляется к своим водолазам.

Нам не успеть, думает Дженнаро Скуарчалупо.

Хотя его товарищ поставил майале на четвертую скорость, направляясь как можно быстрее к зеленому и красному огням, обозначившим вход в порт, они все еще далеко, на расстоянии кабельтова; и прежде чем они доберутся до места, заградительная сетка снова опустится. Оба водолаза разгадали маневр англичан, когда высунулись на поверхность, чтобы сориентироваться, и обнаружили, что течением их отнесло немного влево. В пятидесяти метрах обозначилась северная оконечность мола Карбон, а на темном фоне Пеньона вырисовывались очертания подъемных кранов.

Скуарчалупо снял маску, потому что туда просачивалась вода, и тут увидел зажженные фонари на оконечности молов и красный огонь по левому борту судна, которое входило в порт. Он слегка толкнул в плечо Тезео Ломбардо – который тоже все это увидел – и едва успел надеть маску опять, поскольку майале снова нырнула на глубину восемь метров и двинулась курсом на юг, пытаясь войти в порт, прежде чем опять натянут противолодочную сетку.

Слышится глухой и плотный звук, и через пару секунд до итальянцев доходит взрывная волна: где-то не очень далеко взорвалась глубинная бомба, и Скуарчалупо почувствовал эффект от взрыва в ногах и животе. Неаполитанец крепко держится за поручень и наклонился вперед, как и его товарищ на месте пилота, чтобы уменьшить сопротивление воды и немного выиграть в скорости. Нет ни размышлений, ни расчетов; тут главное успеть. Использовать возможность, которая вряд ли представится нынче ночью еще раз.

Когда они достигают сетки, та закрыта.

Дно здесь чуть поднимается – глубина двенадцать метров – и почти различимо во тьме. Ломбардо останавливает торпеду, и она мягко садится на водоросли. Перед ними возвышается сетка из сцепленных металлических колец, от самого дна до поверхности.

Пока его товарищ замазывает илом инструменты, чтобы сверху не увидели свечение, Скуарчалупо оставляет майале и ощупывает сетку, пробует ее на прочность, ищет, где ее можно приподнять. Вода по-прежнему просачивается в маску, и это затрудняет дыхание – оно замедляется и с шумом отдается в ушах, словно одышка гигантского животного. И так, вцепившись в сетку, неаполитанец ощупывает немалую ее часть. Сеть абсолютно целая, а это означает, что Маццантини и Тоски либо тоже не добрались сюда вовремя, либо прошли препятствие, когда сеть еще не натянули.

Стальные кольца тяжелые, ясно. Поднять сетку, чтобы майале прошла под ней, будет затруднительно; так что Скуарчалупо возвращается и советуется с товарищем с помощью обычной для них системы знаков. Затем набирает кислорода в баллон ребризера, который висит у него на груди, выпускает маленький поплавок под названием лифт, поднимается вслед за ним и осторожно высовывается на поверхность. Он обнаруживает, что сетка перекрывает все метров двести входа в порт, снабжена буйками и они сталкиваются между собой, качаясь на волнах. Этот лязг будет полезен: он заглушит шум, когда они будут резать сетку.

Держась за буек, высунувшись всего лишь на полголовы, неаполитанец выливает из маски воду; окуляры запотели, потому что пригнаны не совсем плотно. Потом он оглядывается по сторонам: фонари на Карбоне и на Центральном не горят, а подальше, уже в порту, проступают темные очертания пришвартованных или стоящих на якоре кораблей. Один из этих темных силуэтов, одинокий и неподвижный, отсюда кажется огромным, и по двум трубам разной высоты – одна повыше, другая пониже – Скуарчалупо распознает в нем крейсер, который и является их целью. Вскоре над водой, совсем рядом, появляется голова Ломбардо.

– По-моему, это «Найроби», – шепчет Скуарчалупо.

– Видимо, да. Хотя и не там, где должен быть.

– Перешвартовался, ты посмотри на трубы.

– Да… Это он.

Неаполитанец озирается.

– Маццантини и Тоски что-то не видать.

– Может, уже вошли… А Арена и Кадорна сейчас должны проходить южный вход.

– Дай-то бог.

Ломбардо замечает, что у товарища зубы стучат от холода.

– С тобой все в порядке, Дженна?

– Да, все нормально.

Венецианец надевает маску:

– Будем атаковать.