Читаем Итальянский язык с Итало Кальвино. Марковальдо, или времена года в городе / Italo Calvino. Marcovaldo ovvero Le stagioni in citt`a полностью

Le gioie di quel recipiente (радости от этой емкости) tondo e piatto (круглой и плоской) chiamato (называемой) «pietanziera» (коробка для обеда; pietanza, f — кушанье) consistono innanzitutto (состоят прежде всего) nell'essere svitabile (в том, что она развинчивается; svitare — отвинчивать, развинчивать). Gi`a il movimento di svitare il coperchio (уже /сам/ момент отвинчивания крышки) richiama l'acquolina in bocca (вызывает аппетит; mi viene l'acquolina in bocca — у меня слюнки текут: «мне приходит водичка в рот»; richiamare — вновь звать, звать обратно; привлекать, вызывать), specie se uno non sa ancora quello che c'`e dentro (особенно, если еще не знаешь, что внутри), perch'e ad esempio `e sua moglie che gli prepara la pietanziera ogni mattina (потому что, например, тебе ее готовит каждое утро жена). Scoperchiata la pietanziera (снята крышка с коробки с обедом), si vede il mangiare l`i pigiato (видна набитая туда еда): salamini e lenticchie (колбаски и чечевица), o uova sode (яйца вкрутую; sodo — крепкий, твердый; прочный, плотный) e barbabietole (свекла), oppure polenta e stoccafisso (или полента и сушеная треска; polenta, f — полента /каша из кукурузной муки/), tutto ben assestato (все хорошо упакованное) in quell'area di circonferenza (на этом круглом пространстве; circonferenza, f — окружность) come i continenti e i mari nelle carte del globo (как континенты и моря на карте земли), e anche se `e poca roba (даже если этого немного/не Бог весть что; roba, f — вещь, предмет, штуковина; дело /событие/: roba da poco — пустяки) fa l'effetto di qualcosa di sostanzioso e di compatto (производит впечатление чего-то питательного и плотного). Il coperchio, una volta svitato (крышка, когда отвинчена; volta, f — раз), fa da piatto (делается тарелкой), e cos`i si hanno due recipienti (и таким образом получаются две емкости) e si pu`o cominciare a smistare il contenuto (и можно начинать сортировать содержимое).


Le gioie di quel recipiente tondo e piatto chiamato «pietanziera» consistono innanzitutto nell'essere svitabile. Gi`a il movimento di svitare il coperchio richiama l'acquolina in bocca, specie se uno non sa ancora quello che c'`e dentro, perch'e ad esempio `e sua moglie che gli prepara la pietanziera ogni mattina. Scoperchiata la pietanziera, si vede il mangiare l`i pigiato: salamini e lenticchie, o uova sode e barbabietole, oppure polenta e stoccafisso, tutto ben assestato in quell'area di circonferenza come i continenti e i mari nelle carte del globo, e anche se `e poca roba fa l'effetto di qualcosa di sostanzioso e di compatto. Il coperchio, una volta svitato, fa da piatto, e cos`i si hanno due recipienti e si pu`o cominciare a smistare il contenuto.


Il manovale Marcovaldo (разнорабочий Марковальдо), svitata la pietanziera (как только открыл коробочку: «развинчена коробочка») e aspirato velocemente il profumo (и быстро вдохнул запах), da mano alle posate che si porta sempre dietro (берет в руки столовые приборы, которые всегда носит с собой), in tasca (в кармане), involte in un fagotto (завернутые в сверток; involgere — завертывать, обертывать), da quando a mezzogiorno mangia con la pietanziera anzich'e tornare a casa (с тех пор, когда в полдень ест из коробки вместо того, чтобы вернуться домой). I primi colpi di forchetta (первые «удары» вилкой) servono a svegliare un po' quelle vivande intorpidite (служат для того, чтобы пробудить немного это онемевшее блюдо), a dare il rilievo e l'attrattiva (придать рельеф и привлекательность) d'un piatto appena servito in tavola (только что поданного на стол блюда) a quei cibi che se ne sono stati l`i rannicchiati gi`a tante ore (тем блюдам, которые были находились там сложенными уже столько часов). Allora si comincia a vedere che la roba `e poca (тогда становится видно: «начинается видеть», что пищи мало), e si pensa (и думаешь): «Conviene mangiarla lentamente (следует есть ее медленно)», ma gi`a si sono portate alla bocca (но уже поднесены ко рту), velocissime e fameliche (очень быстро и жадно; famelico — голодный, изголодавшийся /чаще о животных/; жаждущий, страстно желающий; fame, f — голод), le prime forchettate (первые вилки; forchettata, f — количество пищи на вилке).


Перейти на страницу:

Похожие книги

Тайны выцветших строк
Тайны выцветших строк

В своей увлекательной книге автор рассказывает о поиске древних рукописей и исчезнувших библиотек, о поиске, который велся среди архивных стеллажей и в потайных подземных хранилищах.Расшифровывая выцветшие строки, Роман Пересветов знакомил нас с прихотями царей, интригами бояр, послов и перебежчиков, с мятежами, набегами и казнями, которыми богата история государства Российского.Самое главное достоинство книги Пересветова — при всей своей увлекательности, она написана профессионалом. Все, что пишется в «Тайнах выцветших строк» — настоящее. Все это было на самом деле, а не сочинено для красоты, будь то таинственный узник Соловецкого монастыря, доживший до 120 лет и выводимый из темницы раз в году, или таинственная зашифрованная фраза на последней странице книги духовного содержания «Порог»: «Мацъ щы томащсь нменсышви нугипу ромьлтую катохе н инледь топгашвн тъпичу лню арипъ».

Роман Пересветов , Роман Тимофеевич Пересветов

История / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Стежки-дорожки
Стежки-дорожки

Автор этой книги после окончания в начале 60-х годов прошлого века филологического факультета МГУ работал в Государственном комитете Совета Министров СССР по кинематографии, в журналах «Семья и школа», «Кругозор» и «РТ-программы». В 1967 году он был приглашен в отдел русской литературы «Литературной газеты», где проработал 27 лет. В этой книге, где автор запечатлел вехи своей биографии почти за сорок лет, читатель встретит немало знаменитых и известных в литературном мире людей, почувствует дух не только застойного или перестроечного времени, но и нынешнего: хотя под повествованием стоит совершенно определенная дата, автор в сносках комментирует события, произошедшие после.Обращенная к массовому читателю, книга рассчитана прежде всего на любителей чтения мемуарной литературы, в данном случае обрисовывающей литературный быт эпохи.

Геннадий Григорьевич Красухин , Сергей Федорович Иванов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия / Образование и наука / Документальное