Изъ Флоренціи, процвтавшей подъ просвщеннымъ правленіемъ Лоренцо Медичи, гуманистическія студіи быстро проникли въ другія страны Италіи. Георгій Трапезунтскій, родомъ изъ Крита, основалъ высшее училище въ Рим, въ которомъ преподавались древніе языки и реторика. Тамъ же образовалась въ скоромь времени, по образцу флорентинской, другая платоническая академія, въ числ членовъ которой находились самыя блестящія имена Италіи, И здсь, какъ во Флоренціи, господствовалъ тотъ же духъ, враждебный средневковымъ преданіямъ: авторитеты церковной и свтской схоластики подвергались осмянію, католицизмъ, папство, духовная іерархія служили предметомъ оскорбленій и насмшекъ[70]
. Въ Манту, Витторино да Фельтре основалъ училище для молодыхъ людей, на подобіе греческихъ гимназіумовъ, въ которомъ изученіе древнихъ языковъ и упражненія въ реторик были со-единены съ уроками живописи, музыки, танцовъ и верховой зды[71]. Знаменитые филологи того времени, Джіованни Мальпагино да Равенна, Гаспарино да Барцицца, Мануилъ Хризолорасъ и мн. др. странствовали изъ города въ городъ, обучая жаждавшее науки поколніе древнимъ языкамъ[72], и открывая ему такимъ образомъ путь къ самообразованію. То былъ блестящій подвижной университетъ, въ которомъ самыя благородныя силы Италіи получали первый закалъ гуманизма. То были энергическіе, самоотверженные, исполненные идеальныхъ стремленій люди – великое поколніе, котораго ни прежде, ни посл не видала Италія. Эти люди были проникнуты возвышенною преданностью наук; они жили ея жизнью, ея интересами, и съ презрньемъ отзывались о молодежи старыхъ университетовъ, для которой наука была средствомъ къ достиженію матеріальныхъ благъ. Корыстолюбіе и зависть, позорящія гуманистовъ второй половины XV вка, были чужды этимъ первымъ, самоотверженнымъ дятелямъ возрожденія. Они были одушевлены высокимъ благоговніемъ къ античной цивилизаціи, потому что сознавали въ ней присутствіе великой возрождающей и созидающей силы. Ихъ страсть къ древнимъ языкамъ не заключала въ себ ничего школьнаго, букводнаго: они смотрли на нихъ какъ на необходимое средство къ знакомству съ древностью, какъ на единственный путь въ міръ классической цивилизаціи. Оттого то придавали они знанію древнихъ языковъ такое всеобъемлющее значеніе: въ ихъ глазахъ, это знаніе было орудіемъ великой реформы, передъ которымъ долженъ былъ сокрушиться весь средневковой порядокъ. Оттого то и противники ихъ, собратья нмецкихъ обскурантовъ, такъ сильно вооружались противъ все боле; и боле входившаго въ моду изученія классическихъ языковъ. Одно духовное лицо нищенскаго ордена говорило своей паств: «изобрли какой то новый языкъ, который называютъ греческимъ; надо крпко его беречься, потому что онъ – отецъ всхъ ересей. Что до еврейскаго, то, братія моя, извстно, что вс изучившіе его тотчасъ превращаются въ жидовъ»[73]. Другой проповдникъ того же ордена говорилъ: «я вижу въ рукахъ у многихъ греческую книгу, которую называютъ Новымъ Завтомъ; но эта книга полна соблазна и яда»[74]. Старые схоласты, сидвшіе на университетскихъ каедрахъ, и для которыхъ гуманизмъ былъ вопросомъ о жизни и смерти, также недружелюбно относились къ возрожденному классицизму. Одинъ гуманистъ, слушавшій лекціи въ кельнскомъ университет, говорить, что тамъ такъ любятъ древнихъ писателей, какъ жиды свиное мясо[75]. Доктора оксфордскаго университета со-ставили лигу противъ преподаванія греческаго языка. Члены этой почтенной лиги приняли на себя имя Троянъ и не хотли оставить его, не смотря на желчные сарказмы, которыми преслдовалъ ихъ знаменитый Томасъ Моръ. Сорбоннскіе теологастры донесли парламенту, что религія неминуемо погибнетъ, если допущено будетъ въ университетахъ преподаваніе греческаго и еврейскаго языковъ[76]. Такъ далеко заходили обскуранты въ своей безсильной ярости противъ гуманистическаго движенія. И предчувствіе не обманывало ихъ на счетъ грозившей имъ опасности:какъ говоритъ Маро въ своихъ «Письмахъ птуха къ ослу»[77]
.