Италия и Византия в VI веке

Остготский король не пожелал удовлетворить и третье важное условие римской знати: простить сицилийцам их измену остготам. И к тому у него были весьма серьезные основания. Дело в том, что обладание островом Сицилией имело большое экономическое и стратегическое значение как для остготов, так и для византийцев. Сицилия, во-первых, являлась житницей многих городов Италии и в первую очередь Рима. Во-вторых, этот остров являлся очень удобным плацдармом для развертывания наступления как против североафриканских провинций, так и против южноиталийских. Византийское правительство опасалось, что остготы, овладев Сицилией, могут вступить в союз с повстанцами, все еще упорно боровшимися против византийского владычества в Северной Африке[517].

Поэтому естественно, что византийцы всеми силами стремились сохранить симпатии населения этого острова, которые им удалось привлечь в какой-то степени в самом начале войны против остготов. Остготское же правительство также прекрасно понимало экономическое и военно-стратегическое значение Сицилии и стремилось к захвату этого острова; именно поэтому оно не могло оставить безнаказанным предательство сицилийской знати, поддерживавшей Византийскую империю.

Таким образом, переговоры диакона Пелагия с Тотилой не имели успеха потому, что между ними не могло быть достигнуто соглашение по важным животрепещущим вопросам социально-политического и военно-стратегического характера, разделявшим всю Италию на два враждующих лагеря.

С наступлением осени положение населения Рима резко ухудшилось. По словам Прокопия, голод в Риме настолько усилился, что превратился в великое бедствие[518]. Кроме того, начались болезни.

Воспользовавшись голодом, командиры византийского войска Бесса и Конон, у которых был припрятан хлеб в Риме, начали бессовестно спекулировать съестными припасами, продавая их по очень высоким ценам[519] богатым жителям города. «Вся же остальная масса народа, — пишет Прокопий, — питалась преимущественно крапивой, которой много росло всюду вокруг укреплений, в развалинах на пустырях города; многие под давлением голода сами на себя накладывали руки, так как не могли уже найти пи собак, пи мышей, ни трупа другого какого-либо животного, которым бы они могли питаться» (Рrосоp. BG, III, 17.13 и 19).

Особенную жадность и изощренность в ограблении населения проявил византийский военачальник Бесса. «Из всего того хлеба, который раньше еще прислали в Рим правители Сицилии, с тем чтобы его хватило для всего войска и всего народа, Бесса народу дал очень мало, а большую часть его под благовидным предлогом сохранения для войска он спрятал; его-то он и продавал сенаторам за большие деньги и поэтому менее всего хотел, чтобы была снята осада» (Рrосоp. BG, III, 19.14). «И весь погрузившись в эти заботы о продаже, — пишет Прокопий несколько дальше, — Бесса больше не обращал внимания ни на охрану стен, ни на другие меры предосторожности»[520]. От Бессы старались не отставать и другие командиры византийской армии и даже рядовые солдаты, также спекулировавшие съестными припасами.

Доведенные до отчаяния жители Рима открыто выражали свое недовольство, требуя от византийского командования или снабдить город провиантом или разрешить жителям покинуть Рим и искать спасения за его пределами. Римские граждане, придя к византийским командирам, говорили, что предпочитают быструю гибель от оружия мучительной смерти от голода и просили лучше убить их, по не оставлять на страшные муки медленной смерти. Характерно, что в отличие от первой осады Рима жители города теперь уже не настаивали на том, чтобы их допустили принять участие в решительном сражении. Однако византийское командование отвечало отказом на все их просьбы и уверяло, что в город скоро прибудут подкрепления от Велисария (Рrосоp. BG, III, 17.2–8). Вместе с тем тайно за большие деньги византийские командиры и солдаты разрешали жителям Рима покинуть город. Многим более состоятельным гражданам Рима удалось бежать, но часть их погибла по пути от голода и болезней или была захвачена в плен остготами[521].

Сознавая всю важность сохранения Рима, Велисарий сам двинулся из Диррахия морем через Гидруит к Риму и прибыл в Порт, надеясь помочь оттуда осажденным.