Италия и Византия в VI веке

Мы видели, таким образом, что остготская знать была заинтересована в сохранении рабства и использовании труда рабов для обработки своих имений. Поэтому неудивительно, что королевская власть, выражавшая интересы остготской знати, открыто и последовательно защищала неограниченные владельческие права господ на их рабов.

Эдикт Теодориха и другие законодательные предписания остготских королей всецело охраняют права господ на владение-их рабами. Раб по-прежнему считается полной и неотъемлемой собственностью господина. В случае убийства кем-либо чужого раба (или рустика) господин может по своему усмотрению или возбудить уголовное дело и требовать смертной казни преступника, или же предъявить виновному гражданский иск и взыскать в качестве возмещения за убитого двух других рабов той же стоимости[81].

Закон строго ограждал права собственности рабовладельца на раба. Беглый раб разыскивался и возвращался хозяину; беглец не мог быть ни продан, ни подарен лицом, его принявшим (E. Theod., 87). Продажа раба, уже неоднократно совершавшего побеги, не признавалась законной, и в случае если бы раб убежал от нового хозяина, прежний господин раба обязан был вернуть его стоимость (Е. Theod., 141).

Защита интересов рабовладельцев особенно ярко проявляется в предписаниях эдикта Теодориха, касающихся церковного убежища для беглых рабов. Статья 70, посвященная этому вопросу, гласит: «Если какой-либо раб любого племени будет искать убежища в какой-нибудь церкви[82], пусть он немедленно будет передан господину при условии прощения: мы предписываем, чтобы он там оставался не более одного дня. В случае-его отказа покинуть убежище пусть духовное лицо, архидиакон той самой церкви или пресвитер и клирики, принудят (compellant) его возвратиться к господину и пусть без промедления передадут его господину, и пусть он дарует прощение рабу.

Таким образом, духовенство, выполняя свою социальную функцию защиты интересов господствующего класса, обязано-было прежде всего заботиться о возвращении беглых рабов их хозяевам, даже применяя для достижения этой цели меры принуждения. Лицемерная оговорка о прощении господином беглого раба как условии его возвращения вряд ли имела реальное значение, ибо если господин даже и давал обещание простить «провинившегося» раба, то, получив беглеца в свои руки, он мог, конечно, в дальнейшем безнаказанно нарушать это обещание и расправляться с рабом по своему усмотрению.

В отдельных случаях духовенство имело право оставить у себя беглого раба, но обязано было выдать за него другого раба, той же стоимости (E. Theod., 70). Не подлежит сомнению, однако, что это делалось отнюдь не из гуманных стремлений духовенства облегчить участь беглого раба и спасти его от гнева господина, а из чисто практических соображений возможности использовать труд раба в церковном хозяйстве, а также в целях идеологического воздействия на народные массы путем создания у них представления о церкви как о защитнице всех угнетенных и обездоленных.

В конечном же счете все законодательные предписания, касающиеся права церковного убежища для беглых рабов, защищают интересы господ, используя для этого авторитет церкви. В особенно неприкрытом виде эта социальная направленность остготского законодательства проявляется в заключительной части вышеприведенной статьи, где говорится, что если господин сможет захватить вне церкви беглого раба, укрывавшегося в церковном убежище, то он немедленно забирает его себе.

Таким образом, постановления остготского правительства, предписывавшие духовенству возвращать укрывавшихся в церкви рабов их прежним хозяевам, фактически сводили на нет право церковного убежища для беглых рабов. Это право было выгодно прежде всего самой церкви, так как поднимало ее политический авторитет. Государство охраняло привилегии церкви, способствовало укреплению ее влияния, но взамен этого церковь верой и правдой служила интересам господствующего класса, выполняя свои социальные функции.

Это все показывает лживость и лицемерность созданной буржуазной историографией теории, согласно которой церковь в средние века якобы являлась защитницей всех страждущих и угнетенных, заботилась об освобождении рабов и их защите от произвола господ и постепенно смягчала рабство[83].

Потерянный господином и вновь найденный раб возвращался старому хозяину. Так, по приказанию Теодориха, знатному ретийскому землевладельцу Миниарию были возвращены его рабы, похищенные племенем брионов (Cass. Var., I, 11). Другой крупный землевладелец Магн, как мы видели, по возвращении из плена получил обратно не только утерянные им имения, но и всех своих сельских и городских рабов (mancipiis urbanis aut rusticis. — Cass. Var., III, 18).

Подобную политику Теодорих проводил и в завоеванных остготами землях. Так, после завоевания его войсками Южной Галлии был проведен массовый возврат прежним владельцам всех рабов, захваченных другими собственниками (Cass. Var., III, 43.2).