Как использование римской системы монополий, так и попытки правительственной регламентации торговли в известной степени тормозили развитие торговых связей в Остготском королевстве[172]
.Вместе с тем остготское правительство использовало предписания римского права для обеспечения нормальных отношений между товаропроизводителями. В эдикт Теодориха были включены постановления, регулирующие сделки купли-продажи и охраняющие законность торговых соглашений. Сделка, заключенная с соблюдением всех установленных законом норм, не могла быть безнаказанно расторгнута (Е. Theod., 139, 140, 147). Остготское правительство угрожало строгими наказаниями купцам, применявшим неверные меры при совершении торговых операций (E. Theod., 149). Заботясь о безопасности купцов и путешественников, остготское правительство принимало меры к пресечению краж в тавернах, гостиницах и постоялых дворах (E. Theod., 119).
Однако все эти попытки нормализации торговли и охраны постоянного товарооборота не могли помешать постепенному запустению италийских городов. Важным свидетельством перемещения центра экономической жизни в поместье в конце 20-х годов VI в. является послание Аталариха от 527 г. к правителю Лукании и Бруттия Северу, предписывающее возвратиться назад жителям городов Бруттия, переселившимся в сельские местности (Cass. Var., VIII, 31). Остготское правительство стремилось привлечь знатных жителей Бруттия в города описанием всех преимуществ городской жизни. В письме Аталариха указывается, что лишь в городах юноши из знатных семей могут получить соответствующее их знатности образование и достойно выступать на форуме; в своем же деревенском уединении они останутся безвестными и позабудут приобретенные ими знания. В городах их ждет слава, общение со знатными и мудрыми людьми в многолюдных собраниях граждан. «Кому не кажется желательным обмениваться речами с равными, посещать форум, постоянно любоваться благородными искусствами, вести самому на основании законов свои дела, иногда заниматься игрой в паламедовы шашки, ходить в бани с сотоварищами, устраивать друг для друга пиры? Конечно, всего этого лишен тот, кто всю жизнь хочет проводить, окруженный лишь рабами (
Однако не надеясь, видимо, что на знатных жителей Бруттия подействуют одни лишь убеждения и заманчивые картины благ городской жизни, остготское правительство должно было прибегнуть к мерам принуждения. Согласно предписанию Аталариха, все горожане-землевладельцы должны были через своих поручителей и под угрозой уплаты штрафа дать обязательство большую часть года проводить в городах (Cass. Var., VIII, 31.9).
Таким образом, остготская и римская знать все больше и больше стремилась к жизни в сельских поместьях, покидая города и избегая отправлять городские должности. Остготскому правительству приходилось даже прибегать к принудительным мерам для заселения опустевших городов.
Богатые остготские и римские землевладельцы, посылавшие по предписанию Теодориха своих сыновей учиться в школы Рима, стремились, чтобы их наследники не оставались в городе, а возвращались в свои сельские поместья. Остготское правительство, тщетно пытавшееся возродить гаснущий блеск древних городов, запрещало знатным юношам покидать Рим ради деревенских владений отцов (Cass. Var., I, 39; IV, 6). Даже некоторые представители служилой аристократии, тяготясь обременительной государственной службой, стремились покинуть столицу и жить в своих сельских владениях. В связи с этим Теодорих предписал, что высшие должностные лица могут удаляться из Равенны в свои поместья только с разрешения короля и на короткий срок (до четырех месяцев) (Cass. Var., III, 21). Но все эти мероприятия остготского правительства, направленные к поддержанию городов, оставались обычно бесплодными, поскольку основным центром экономической жизни все больше становилось поместье, а не город.
Несмотря на известную натурализацию хозяйственной жизни и относительный упадок городов, в остготской Италии продолжала существовать специфическая форма торговли — торговля деньгами, ростовщичество. Остготское законодательство свидетельствует о жестокости кредиторов по отношению к должникам, особенно, разумеется, в тех случаях, когда должниками были бедняки. Кредиторы не только присваивали имущество должника, отданное в залог (E. Theod., 123–124, 135), насильственно взыскивали долг, несмотря на настойчивые утверждения должника, что он уже уплачен (E. Theod., 126), взимали незаконно высокие проценты (Е. Theod., 134), но иной раз даже мешали родным предать погребению тело умершего должника (E. Theod., 75). Как мы уже указывали, несостоятельные должники далеко не всегда могли воспользоваться правом церковного убежища, поскольку церковь была обязана в этом случае уплатить долг (E. Theod., 71, 126).