Большое недовольство свободных земледельцев вызывала налоговая политика правительства и злоупотребления знати. Нередки были случаи, когда крупные землевладельцы уклонялись от уплаты государственных налогов, перекладывая бремя податей на мелких и средних земельных собственников (Cass. Var., II, 24.2; 25.2). Все это приводило к тому, что одной из форм выражения недовольства свободных земледельцев был отказ от уплаты налогов. По данным «Барий» Кассиодора, остготское правительство было принуждено издать специальное предписание против непокорных земледельцев и уполномочить сайона Гезилу строгими мерами заставить их платить подати. Сайон Гезила мог конфисковать земельный участок и дом у тех земледельцев, которые упорно отказывались платить государственные налоги (Cass. Var., IV, 14).
Другой, также весьма распространенной формой социального сопротивления угнетенных слоев населения (рабов, колонов, оригинариев) являлись частные и локальные выступления против отдельных представителей господствующего класса, выражавшиеся в угоне стад скота крупных собственников (E. Theod., 56–58), захвате их земли (E. Theod., 104), уничтожении посевов (E. Theod., 151), убийстве господ (E. Theod., 77; Cass. Var.,1,30; 11,19; IV, 43.2), нападении на их имения, иногда даже с применением оружия (E. Theod., 16, 75, 77) и, наконец, в поджоге домов и вилл крупных землевладельцев (E. Theod., 97).
Против подобных правонарушений остготское правительство применяло самые жестокие законодательные санкции. Так, за угон стад эдикт Теодориха устанавливает смертную казнь и возмещение убытков в четырехкратном размере: «Тот, кто угоняет животных (
Остготское законодательство, в отличие от римского права (Paul. Sent. V, 18. 2), особо указывает на то обстоятельство, что угон стад производился не только рабами, но также и оригинариями (E. Theod.,56). Подобные правонарушения совершали и рустики. Так, Кассиодор рассказывает о том, как у одного знатного путешественника в Сциллатинской области были угнаны кони местными рустиками (Cass. Var., VIII, 32. 4).
Зачастую угон скота мог быть просто актом грабежа, но вместе с тем не подлежит сомнению, что во многих случаях он являлся и формой социального сопротивления народных масс. Об этом свидетельствует прежде всего то, что в остготском и в римском законодательстве, как и в варварских правдах, особенно строго карается именно угон стад скота, захват же небольшого числа животных рассматривается как кража и наказывается значительно мягче (E. Theod., 57).
Это не только указывает на стремление законодателя оградить интересы крупных собственников, владельцев больших стад скота, но также и свидетельствует о том, что особенно суровая кара предписывалась именно в тех случаях, когда преступление уже выходило за рамки обычных в сельском быту того времени мелких правонарушений, и перерастало в выступления социального характера, ибо угон стада обычно был связан с применением оружия[311]
. Включение в эдикт Теодориха суровых санкций против угона стад скота показывает, что-подобные случаи — не редкость в те времена и порою были проявлением народного гнева, формой социальной борьбы рабов и колонов против богатых землевладельцев, обладающих обширными пастбищами и крупными стадами скота. Для рабов и оригинариев за угон стада — преступление, наносящее ущерб крупным собственникам, — остготское законодательство устанавливает только самое суровое наказание — смертную казнь, в то время как римское право за подобное же правонарушение, совершенное рабом, в качестве наказания предписывало или смертную казнь, или же ссылку в рудники (Другой, также весьма распространенной формой, в которой находило свое выражение стихийное стремление трудящихся освободиться от эксплуатации и обеспечить землей тех, кто ее возделывает, были самовольные захваты земель крупных собственников рабами и колонами. Ст. 104 устанавливает: «Те, кто нарушает границы поля или вырывает межевые знаки, указывающие границы, или выкорчевывает межевые деревья, если это рабы или колоны и если они делают это без ведома или приказания господина, караются смертью»[313]
.