Италия и Византия в VI веке

Остготское правительство в случаях вооруженного нападения «толпы» на имения крупного собственника всецело защищало интересы последнего; это нашло свое выражение в предоставлении владельцу имения права вооруженной защиты от нападения и безнаказанной расправы с нападающими (Е. Theod., 16).

Таким образом, в Остготском государстве в правление Теодориха, по-видимому, не были редкостью вооруженные нападения угнетенных народных масс, в первую очередь рабов и колонов, на имения крупных землевладельцев, против чего правительство принимало суровые меры.

Так, Кассиодор сообщает, что в Фавентинской округе остготы и римляне (по-видимому, из местного крестьянства) принимали активное участие в вооруженных нападениях и разграблении поместий крупных собственников (in direptionibus possessorum). Эти нападения приняли настолько широкий размах, что король Аталарих около 527 г. отдал специальное распоряжение сайону Думериту и комитиаку Флорентиану сурово наказывать всякого, кто будет уличен в подобных действиях (Cass. Var., VIII, 27.2)[321].

Особое внимание привлекает то обстоятельство, что в на падениях на имения крупных землевладельцев в Фавентинской округе принимали участие как разоренное италийское крестьянство, так и обедневшие остготские земледельцы.

Это показывает, что уже в правление первых остготских королей бывали случаи (пока еще единичные) совместных выступлений разоренных италийских и остготских земледельцев, которых объединяла общая борьба против притеснений знати и правительства.

Быть может, уже в это время появились первые ростки будущего союза остготских земледельцев и угнетенных народных масс Италии, давшие свои плоды во время правления Тотилы.

Участившиеся нападения крестьян на имения и дома крупных собственников, на проезжих купцов и богачей вызвали строгие предписания остготского правительства провинциальным властям с требованием окончательного искоренения «разбоя» и предания «разбойников» позорным телесным наказаниям и казни (Cass. Var., VIII, 32.4; 33.2; XI, 1, 5.4–6).

Для борьбы с восставшими земледельцами правительство предоставляло в распоряжение комита готов особые карательные военные отряды.

Вместе с тем правители Остготского государства опасались вооружения непокорных сельских жителей и издали указ о запрещении рустикам вооружаться при прохождении через их области остготских войск и принимать участие в походе[322].

В источниках, относящихся ко времени правления Теодориха и его ближайших преемников, сохранились известия не только о вооруженных нападениях угнетенных народных масс на владения знати, о поджогах их домов и вилл, но и об открытых народных восстаниях. Недаром эдикт Теодориха вводит новое, совершенно не зависимое от римского права постановление, направленное против народных восстаний. Это чрезвычайно важное предписание эдикта гласит следующее: «Тот, кто окажется виновником мятежа (seditio) в народе или в войске, предается сожжению» (E. Theod., 107).

Страх пород народными восстаниями, стремление самыми беспощадными мерами, пресечь выступления народных масс обусловили издание этого предписания остготского законодательства, согласно которому руководители и организаторы народных восстаний приговаривались к самой тяжкой каре — сожжению. Сама формулировка предписания свидетельствует, что правительство было серьезно обеспокоено не только народными восстаниями, но также и восстаниями в армии[323]. Едва ли мы ошибемся, если скажем, что внесение в эдикт Теодориха такого сурового предписания было вызвано не только мятежами воинов и отдельных военных командиров, но и участием воинов в народных движениях, что внушало особенно сильные опасения правителей Остготского государства.

Открытые народные выступления против остготского правительства упоминаются также и в «Вариях» Кассиодора[324]. Так, уже в первые годы царствования Теодориха «сердца провинциалов смущало сомнение», неспокойно было и в Сицилии.

Недовольство населения этой провинции приобрело такие размеры, что Теодорих принужден был послать Кассиодора для усмирения непокорных сицилийцев. В Сицилии Кассиодор проявил себя как весьма искусный дипломат и сумел мирным путем уладить конфликт между жителями острова и остготским королем. Весьма ловко, путем некоторых уступок, он добился соглашения и усмирил «мятежные души сицилийцев», убедив их не упорствовать в своем «безумии» (ab obstinatione praecipiti deviasti). Тем самым он отвратил от сицилийцев угрозу страшного наказания, и «здравое убеждение свершило то, что могла исправить лишь суровая кара» (Cass. Var., I, 3. 3–4).