Юбилейное Вече

Выскочив из собора, вице-президент концерна «Де-Мон» сделал свой вывод: «От душеспасателей надо держаться подальше. Иначе мой организм слабину даст. В делах наших такое недопустимо. Души оставим тем, кто ими голосовать за наши реформы должен. Тем, кто за мою власть голосовать обязан».

Последняя мысль вернула хозяина бункера к реальной жизни, и он пошёл, неторопливо наслаждаясь, вдоль стены своих утех, умиляясь к тому же тем, что для множества людей она – стена плача…

В первых сейфах плотными пакетами лежат горы акций всех крупнейших холдингов, корпораций и прочих рваных кусков страны. Сердце хозяина забилось от счастья. Перед ним аккуратные листы бумаги, которые твёрже стали, дороже злата, доходнее многих доходных процессов жизни на земле. Он видит, как по этим бумажным желобам течёт вся таблица Менделеева, течёт всё от неё производное, течёт всё, что может течь. Течёт на запад, течёт на восток, течёт на… какая разница, куда течёт. «Главное, – возбуждаясь и чувствуя приближение желанного транса, восклицает пользователь реформ, – что там, куда эти реки втекают, образуются пруды, озёра и моря жёлтого золота и зелёных банкнот… Моих банкнот, моего золота!» Не закончил эту мысль; взгляд упал на большие, сейчас временно пустующие полки рядком стоящих сейфов. На память пришли ваучеры, лежавшие здесь недавно, превратившиеся ныне в горы акций, золото и монеты. Стал вспоминать, как выстраивал пирамидальные вулканы из безымянных чеков, отпечатанных в количестве доверчивых совковых дурней, – возможно, смеётся идеолог реформ, в ином числе.

Он помнит те тёмные ночи демонократии, когда лично принимал эшелонами неименные ваучеры со следами владельцев – носителей тысячелетнего достояния страны. Помнит, как тогда с наслаждением топтался по кучам чеков, поднимая вожделенно с пола то этот, то другой. Рассматривал, расправлял истёртые, разглаживал помятые. Фантазировал. Вот этот, мятый, точно из рюкзака геолога. Носил тот странник свой чек по тундре, тайге, в горах, на морях или в пустыне, в поисках очередных сокровищ для трудолюбивого народа и не знал, куда сию пустышку врубить. А вот этот, потёртый чек, он из-под подушки одинокой старушки. Не одну бессонную ночь крутила та седой головой в неведении, что делать с клочком бумаги, которым оценили её и её павшего мужа тяжёлую и опасную жизнь. А этот чек свёрнут точь-в-точь как фронтовое письмо – треугольником. Видно, готовил ветеран цель, куда бы «запульнуть» этот бумажный осколок его фронтовых ран. А этот чек – несомненно, учительницы. Такой же отутюженный и чистенький, как вязаные и штопаные воротнички российских классных дам… Вдруг пошли сильно мятые чеки. Так и видятся мускулистые руки, их гневно сжимающие. Конечно, это руки крестьянина и рабочего. Их труднее обмануть. Землю и фабрики им уже обещали. Долго ждали трудяги, не дождались. Опытом своим убеждены: так и с ваучерами будет, и, похоже, несравненно хуже будет. Так что полезнее сжать их намертво, гнев первый снимая, и обмыть сей процесс ампулой отечественного снадобья от беспросветности и презрения к очередным лжецам…

Вспоминались вице-президенту концерна «Де-Мон» и другие чеки-ваучеры. Они сливались перед его близорукими глазами в реки векового пота труда и море крови сражений сотен миллионов людей… Он боится таких воспоминаний. Но время идёт. Кажется, всё забылось. Пот и кровь ушедших миллионов смыты потом и кровью новых миллионов людей. Может, всё позабудется?

«Нет, пожалуй, – трезво рассуждает хозяин бункера. – Надо быть готовым ко всему. На свою власть надейся, но сам не плошай. Мы-то мир свой творим на глазах у всех. Миллионы свидетелей. Каких там свидетелей! Потерпевших! Что греха таить, за эти короткие годы мы обобрали весь советский народ, – идеолог реформ не заметил, как перешёл на патетику привычного ему в недавнем прошлом комсомольского стиля, – обобрали ловчее Орды; обобрали так, как ещё никто российский народ за прошедшую тысячу лет не обирал. Разорили богатейшее государство, присвоили себе его состояние как минимум в сумме бюджетов страны всего грядущего тысячелетия, обогащая себя и без нас богатые иноземные страны. Неужто нам это простят? Если так, то мы не в рубашках родились, а в комбинезонах бронированных. Если так, то мы счастливцы, каких Земля не видывала с момента, как начала вертеться вокруг своей оси. В это трудно поверить. Но пока это так. Если бы мы жили в другой стране, то… Понадобился бы новый бизнес по производству средств наказания. Представляю, как прибыль в нём возрастёт…»

«Но-но! Что-то я распустился», – пожурил себя за противные ему мысли расслабившийся творец реформ и перешёл к следующим сейфам.