Юбилейное Вече

Визг торговки стал сигналом. Наряд милиции схватил известных «рецидивистов». На грязных ручонках защёлкнулись наручники. Худенькие тела гнулись под гнётом тяжёлых дланей блюстителей закона. Защитники базарного правопорядка – на страже частной собственности.

Дети молчат. Чьи-то лица бледны, чьи-то багровы. Ноги готовы дать стрекача. Но это бессмысленно. Вокруг толпа озлобленных людей… Дети безучастны. Ко всему. Особенно Петя. Ещё более – Катя. Всё известно: их загрузят в автозак и повезут. Под конвоем. Мальчишки знали, что будут делать с ними. Девчонки предполагали, что будут с ними творить. Знали и то, что будет после. Их выбросят. На свободу. Кому такие нужны, лишние рты и неугомонные нравы…

…«Я вынужден… Я не могу иначе… Но это грех?!» Слипшиеся волосы встали дыбом. Давно не мытое лицо побледнело. В голове идёт работа. Мозг учителя работает, как всегда; работает, как гены предков наставляют; работает, как воспитание подсказывает. Работает, как… опыт жизни последнего года нашёптывает.

В школе он стал лишним. Фонд зарплаты власть сократила. Увольняли самых опытных, предпенсионного возраста. Тридцать пять лет учительства – не повод для сантиментов. Таких на Руси хоть пруд пруди. Звание «Заслуженный учитель» – не основание для льгот, их забрала для себя более в них нуждающаяся «демократическая» власть. Тысячи образцово обученных учеников – не предлог государству кормить бывшего учителя математики. Сделал своё дело – уходи. Стране не нужен лишний рот. К тому же теперь не нужна и математика. Хватит элементарной арифметики. Лишь бы умели отнимать у слабых, делиться с властью и бандитами и складывать миллиарды для олигархов.

Фёдор Григорьевич прижал исцарапанные в мусорных жбанах руки к надорванному бездомностью сердцу. На память пришли кухонные запахи в его уютной кооперативной хрущобе. Жена хлопочет на кухне, совмещая это с проверкой тетрадей первоклашек; он сам за крошечным письменным столом сочиняет новое учебное пособие для старшеклассников; сыновья-студенты жонглируют гирями – мужчина должен быть здоровым и сильным.

Теперь никого и ничего нет. Старший сын погиб в Афганистане, младший – на Кавказе, жена – после этих смертей. Квартиру отняли обманом. Кто отнял и как обманули, Фёдор Григорьевич так и не понял. Да и как всё это понять блистательному педагогу-математику, считающему, что в мире всё должно быть упорядоченно и так же честно, как в его любимой науке.

Сердце продолжает разрываться, аритмичные удары сомнений толкают в грех, душа и разум сопротивляются. Первым с греховной мыслью смирился разум. Душа не сдавалась, но в дело вступил желудок. Фёдор Григорьевич дрожащей рукой, осторожно и деликатно, будто в гостях, взял с прилавка пирожок и судорожно вонзил его в жаждущий рот. Ноги застыли, парализованные визгом торговки. Отделение рыночной милиции в полном составе вмиг окружило безмолвного вора. В судорожно бьющееся сердце воткнулся ствол автомата, на заведённых за сутулую спину руках щёлкнули наручники. Удар в тощий пах был предупредительным. Удар по умнейшей голове стал успокоительным.

Душа отлетела, удивляясь бесчувственности рыночных сатрапов. Тело медленно опустилось на грязную площадку базара. Глаза закрылись от стыда. Не видеть бы этот срам… Ноги, десятилетия шагавшие вдоль классных парт, замерли на жестокой земле. Пальцы правой руки сделали привычный жест: обозначив оценку, поставили точку.

…– Добей его! Добей! Он сдаст нас. Ну бей же! Ну!..

Глухой хруст раздался в сумерках вечера. Металлический прут вязко вошёл в седую голову.

– Бежим!

– Заткнись… Задний карман прошмонала? Пусто? Ну, су…

Две сутулые фигуры растворились в серой плесени окружающей среды. Будто фрагменты одной картины…

На земле человек. Сердце бьётся, отмеряя конечные мгновения. Медленно, кадрами кино, проходят последние видения, последние мысли. Военное детство – голодное. Послевоенная юность – суровая. Взрослая жизнь – восстановление страны, трудовая вахта, борьба за мир во всём мире, отказ от многого ради необходимого детям, светлая память о рано ушедшей жене, незабвенные родители, друзья с такой же судьбой…

Сутулые фигуры сворачивают за угол. У той, у которой в правой руке прут, в левой зажат мятый червонец.

– Су… – канючит вторая фигура. – На червонец время потратили. Чтоб он сдох!

Вокруг тишина. Мир покоен. Стражи порядка в порядке. Раздосадованы подросшие Пётр и Катерина.

…Зинаида Викторовна, хлопоча после работы на кухне, переворачивает страницы утерянного кем-то дневника, найденного сегодня на месте очередного теракта…