Иуда «Тайной вечери»

— Я давно желал свести с вами знакомство и насладиться вашим обществом, — почтительно произнес он. — Некоторое время назад случай столкнул нас на старом дворе герцогского замка, в тот день, когда я продал его высочеству пару коней, варварийца и сицилийца. Быть может, сударь, вы вспомните меня.

— Как же, как же! — сказал Леонардо, но перед глазами у него возник только образ варварийца.

— С тех пор, — продолжал Бехайм, — я часто слышал ваше имя. Произносили его с благоговением и похвалою и рассказывали о вас вещи небудничного толка.

Еще один поклон, а затем он поздоровался с д'Оджоно и остальными двумя.

— Я, — сказал Леонардо, — тоже весьма желал вас увидеть, тем паче что у меня, признаться, есть к вам дело.

— Почту за честь служить вам, — с отменной учтивостью отвечал Бехайм. — Приказывайте, сударь.

— Вы очень любезны, — сказал Леонардо. — Я прошу вас вот о чем: поведайте нам, как вы сумели получить с Боччетты, знаменитого на весь Милан вора и обманщика, свои деньги, семнадцать дукатов.

— В результате чего я позорно проиграл заклад и должен теперь расплачиваться, как мне это ни тяжело, — заметил д'Оджоно.

— Ведь куда лучше узнать все из первых рук, — пояснил резчик.

— Пустяки, тут и рассказывать не о чем, — Бехайм пододвинул стул и тоже сел. — Я этого Боччетту с самого начала предупредил, что по части денег меня не надуешь, а кто пробовал меня одурачить, неизменно очень об этом жалел, ибо в конце концов оставался в убытке.

— Нам, — сказал Леонардо, — весьма любопытно услышать вашу историю.

— Чтобы не слишком испытывать ваше терпение, начну с того, что здесь, в Милане, я повстречал девушку, которая необычайно мне понравилась. Не стану хвастать, но я привык без большого труда получать от женщин все, что хочу, так уж мне на роду написано, вот и она тоже стала моей. Ах, господа, я думал, что нашел в ней ту, кого искал всю жизнь. И красавица, и полна прелести, и стройна, и росту высокого, по горделивой и изящной походке за тысячу шагов узнаешь, а вдобавок послушна, и скромна, и до роскоши не охотница; она полюбила меня и на других даже не смотрела.

Умолкнув, Бехайм в глубокой задумчивости глядел прямо перед собой, потом сильно потер ладонью лоб, точно желая прогнать образ, который вновь соткался в памяти из собственных его слов. И продолжал:

— Стало быть, я искал ее и здесь, в Милане, нашел. Но однажды вечером, всего несколько дней назад, я пришел в трактир «Барашек» угоститься вином и потолковать с одним тамошним завсегдатаем, и там я узнал, что моя любимая дочь Боччетты.

Он вскочил и в огромном возбуждении заметался по комнате. Потом снова упал на стул.

— Сколько тысяч людей в Милане, а ее отец именно Боччетта! Мне только этого и недоставало! Сами видите, судари мои, как жестоко судьба порой обходится с честным человеком.

— Иуда Искариот тоже, поди, называл себя честным человеком, а? — прошептал резчик на ухо органному мастеру.

— Не могу передать вам, какие мысли меня обуяли. Стыдно признаться, но я и теперь еще любил ее и был совершенно обескуражен, когда это уразумел. Меня терзала боль, безумная, чудовищная, невыносимая, я ни спать, ни есть не мог, но в конце концов решил ее обуздать и выбросить из себя.

— И это вам с легкостью удалось? — спросил резчик.

Бехайм помолчал немного, потом ответил:

— Нет, какая уж тут легкость! Мне пришлось сделать большое усилие, чтобы одолеть колдовскую власть, которую она все еще имела надо мною. Но я опамятовался, уяснил себе, что никак не могу жить с нею. Ведь жить с нею значит не только проводить с нею рядом ночь и, как говорится, сводить колокольню с церковкой, нет, это значит есть и пить вместе с нею, ходить вместе с нею в церковь, спать и бодрствовать, поверять ей мои заботы, делить с нею все радости, — с нею, дочерью Боччетты! Да будь в ней хоть райский сад — она не могла ни сделаться моей супругой, ни остаться моей любимой. Я слишком сильно любил ее, а этого моя гордость и честь не допускали.

— Да, — сказал Леонардо, думая о другом человеке, — его гордость и честь этого не допускали.

— Сам не знаю, кто мне пособил в этом деле, кто наставил на путь истинный, — может, ангел-хранитель, а может, Господь или Пресвятая Дева. Но когда я одолел эту любовь, все стало просто. — Бехайм опять помолчал. — Она пришла ко мне, как приходила каждый день, и на уме у нее были любовные игры, но я притворился, будто меня гнетут тяжкие заботы. Дескать, нехватка в деньгах, требуется ни много ни мало сорок дукатов, а я знать не знаю, где их взять, так что дело плохо. Она слегка испугалась, призадумалась, а потом сказала, чтобы я не тревожился из-за этих денег, она может их достать, есть один способ… Ну, я и поймал ее на слове… Поймите меня правильно, господа, вообще-то недостатка в деньгах я не испытываю, в венецианских кладовых у меня шелка да шерсти на восемь сотен цехинов, в любое время могу продать, и с барышом.

— Я полагал, — заметил Леонардо, — что вы живете с торговли лошадьми.