Иудейская война

4. Итак, мятежники, злоумышлявшие против города, были сейчас разделены на три партии: Эльазар, удерживавший за собой священные первины, обрушивал пьяное безумие на Йоханана; Йоханан и его люди грабили горожан и с новыми силами ополчались против Шимона; тот же в своей борьбе с соперничающими партиями зависел от городских запасов. Всякий раз, когда Йоханан подвергался нападению с обеих сторон, он разворачивал свои силы в двух направлениях: с колоннад, засыпая камнями тех, кто поднимался со стороны города, и ведя стрельбу из орудий против тех, кто обстреливал его со стороны Храма. Когда же натиск сверху ослабевал (а он зачастую прерывался из-за опьянения и усталости), Йоханан предпринимал более дерзкие и обширные вылазки против людей Шимона. Впрочем, к какой бы части города ни обращался, он никогда не упускал случая поджечь дома, полные зерном и всякого рода припасами; когда же отступал, то продвигавшийся на его место Шимон следовал его примеру. И так они играли на руку римлянам, разрушая все накопленное городом на случай осады и подрывая собственные силы. В итоге строения вокруг Храма были сожжены до основания, город превратился в пустыню служившую ареной междоусобной борьбы, и все зерно, которого бы достало на то, чтобы продержаться в течение многолетней осады, сгорело. И в самом деле, они потерпели поражение именно из-за голода, чего бы никогда не случилось, если бы они сами не навлекли на себя этой беды.

5. Итак, весь город превратился в поле брани заговорщиков и их приспешников, и оказавшийся между ними народ был растерзываем ими на части, словно огромный труп. Не видя спасения от охвативших город бедствий, старики и женщины молились о приходе римлян и с надеждой ожидали нападения извне, которое освободило бы их от свирепствовавших внутри города ужасов. Исконные жители города пребывали в неописуемом смятении и страхе, но они не располагали возможностью изменить положение, равно как и не имели надежды на мирное соглашение или бегство, если они желали этого. В самом деле, повсюду была расставлена стража, и главари разбойников, бывшие в раздоре друг с другом относительно всего прочего, предавали казни, как общих врагов, всех стремившихся к миру с римлянами или подозревавшихся в намерении к бегству, соглашаясь, таким образом, только в одном — убийстве тех, кто заслуживал жизни. Выкрики сражающихся не прекращались ни днем ни ночью, но еще более ужасны были непрестанные стенания страждущих. Несчастья доставляли им все новые и новые поводы для плача, который не мог излиться открыто из-за поглощавшего их страха, и так, боясь дать выход своей боли, они корчились в муках, издавая исступленные стоны. Почитание умерших близких уже более ничего не значило для живущих, и никто не заботился о погребении мертвых. Причиной того и другого была потеря надежды на спасение. Те, кто не принадлежал ни к одной из враждующих партий, перестали стремиться к чему бы то ни было, хорошо зная, что так или иначе им предстоит умереть.

Топча ногами груды мертвых тел, мятежники сцепились в смертельной схватке, и безумие, вдыхаемое ими от лежащих под их ногами трупов, делало их еще более свирепыми. Они не уставали изобретать все новые и новые средства собственной погибели и, бестрепетно приводя в исполнение любое свое решение, не оставили неиспытанным ни одного вида жестокости или дикости. Так, Йоханан даже расхитил священный лес и пустил его на строительство военных приспособлений. Однажды народ и священники приняли решение подвести под Храм подпоры, чтобы благодаря этому увеличить его высоту на 20 локтей, а царь Агриппа с величайшими трудами и затратами доставил из Ливана необходимый для этого лес, бревна поразительной прямизны и величины. Однако работы были приостановлены из-за войны, и теперь Йоханан распилил эти бревна и построил из них башни, поскольку нашел бревна достаточно длинными, чтобы с их помощью достичь своих врагов, засевших наверху в Храме. Он установил башни, выведя их за внешним двором Храма, напротив западной галереи, в единственно возможном для этого месте, так как все остальные стороны были отрезаны лестницами.