Иудейская война

5. Тогда евреи временно прекратили свои вылазки и стали подстерегать римлян, которые, думая, что страх и усталость заставили противника отступить, рассеялись по лагерю и стали заниматься своими делами. И тут евреи вдруг высыпали во множестве из ворот, что у башни Гиппик: они несли в руках факелы, намереваясь поджечь осадные сооружения, и были полны решимости продвинуться вперед до самых римских укреплений. И хотя близстоящие римляне тут же выстроились в боевом порядке, а те, кто находился поодаль, сбегались на поднятый евреями крик, дерзость евреев предупредила римский порядок, и они, обратив в бегство тех, кто встретился на пути, устремились против вновь прибывающих. Вокруг орудий завязалось несказанное по ожесточенности сражение, ибо в то время как евреи делали все, чтобы их поджечь, римляне не останавливались ни перед чем, чтобы воспрепятствовать этому. С обеих сторон раздавались невнятные крики, и многие из старавшихся в первых рядах пали мертвыми. Безрассудство евреев начинало одерживать верх: огонь уже лизал некоторые сооружения и угрожал вместе с орудиями пожрать и все остальное. Так наверняка и случилось бы, если бы не отборные александрийские части, которые в большинстве своем проявили неожиданную даже для самих себя стойкость, затмив в этом сражении гораздо более прославленные части римского войска, и отражали удар до тех пор, пока на неприятеля не обрушился Цезарь, поднявший лучшие отряды своей конницы. Он собственноручно поразил двенадцать евреев из сражавшихся в первых рядах; их участь заставила остальных повернуть вспять, и он преследовал их всех до самых городских ворот. Так он спас осадные сооружения от пожара.

Случилось, что в этом сражении один из евреев был схвачен живым, и Тит приказал распять его перед городской стеной, чтобы это зрелище послужило к устрашению остальных и к большей уступчивости с их стороны. Уже после отступления был убит предводитель идумеян Йоханан: он был поражен в грудь стрелой аравийского лучника в то время, как разговаривал перед стеной с каким-то знакомым воином. Он умер на месте, и смерть его повергла в великую скорбь идумеян и глубоко опечалила всех мятежников, ибо он отличался как храбростью, так и остротой ума.

VII

1. В следующую ночь и в стане римлян произошло неожиданное смятение. Дело в том, что Тит приказал построить и установить на валах три башни в 50 локтей высотой, по одной на каждом валу, чтобы с них обстреливать и обращать в бегство защитников на стене. И вот среди ночи одна из башен неожиданно сама по себе обрушилась. Произведенный ее падением ужасный грохот поразил римское войско страхом, и все, думая, что на них напал неприятель, бросились к оружию. Беспорядок и смятение воцарились в стане римлян, и так как никто не мог объяснить, в чем дело, они носились по лагерю в полном замешательстве. А поскольку неприятеля нигде не было видно, римляне стали бояться друг друга, и, как если бы евреи уже прорвались в лагерь, каждый требовал от другого назвать ему пароль. Короче, они уподобились тем, кого поражает панический ужас, и пребывали в таком состоянии до тех пор, пока Тит не узнал о причине шума и не приказал объявить о ней по всему войску, с трудом положив конец всеобщему смятению.

2. Причиной поражения евреев, твердо державшихся во всех остальных отношениях, было не что иное, как башни. С этих башен по ним вели обстрел не только легкие орудия, но и копейщики, и лучники, и пращники, сами бывшие недосягаемыми из-за высоты, на которой размещались; взять же эти башни было невозможно и даже опрокинуть или поджечь их было нелегко из-за их веса и железа, которым они были обшиты. Когда же евреи отошли за пределы досягаемости снарядов, они уже больше не могли препятствовать работе таранов, медленно, но верно делавших свое дело. И стена наконец начала поддаваться под ударами Никона (Никон, или Победитель, было прозвище, данное самими евреями самому большому стенобитному орудию по той причине, что оно побеждало все на своем пути). Но евреи уже давно изнемогали от усталости из-за постоянных сражений и ночных дозоров вдали от города; кроме того, как ввиду своей беспечности, так и вследствие своего обыкновения принимать неправильные решения, они сочли защиту этой стены излишней (ведь за ней оставались еще две другие), и потому большинство защитников, смалодушничав, отступило от нее. И вот, в то время как римляне поднимались по проделанным Никоном проломам, все как один защитники оставили эту стену и бежали ко второй стене. Те же, перебравшись через стену, отворили ворота и впустили внутрь все войско. Таким образом, на 15-й день осады, в 7-й день месяца Артемисия, римляне овладели первой стеной; так же, как это сделал до них Цестий, они снесли большую ее часть вместе с северными предместьями города.