Юджин — повелитель времени. Книга 5. Любовные чары

Мое появление заметил только Фицрой, хотя другие заметили тоже, но не заметили, хто я такой, чтобы за­мечать такое, неизвестно зачем прицепленное к посоль­ству из благороднейших глердов.

За нашим столом кубки серебряные, как и блюда, искуснейшей выделки, украшенные золотым орнамен­том, каждый является произведением искусства, я чув­ствовал себя так, словно сижу в Эрмитаже и пользуюсь музейной посудой.

Фицрой подмигнул.

—Уже успел?

—Я такой, — ответил я осторожно.

—Выбрал ту, что с вот такими?

—   Нет, — сказал я, — с вот такими... И здесь вот так...

Он с интересом проследил за круговыми движения­ми моих рук, редкий мужчина возьмется описывать изысканную и утонченную женскую красоту без таких вот поясняющих жестов.

— Ого, — сказал он с уважением, — я такую и не при­метил! А то бы перехватил. Ну и глаз у тебя...

— Наметанный, — сообщил я скромно.

— Я бы даже от этого вина отказался, — сказал он с чувством. Сделал глоток, подумал. — Или не отказал­ся?.. Нет, если с такими, то отказался бы... От вина от­казался. Женщины пьянят меня больше и сильнее.

— Женщины, — сказал я, — еще то вино. Если, ко­нечно, не кислое.

Он дернулся.

— Не напоминай! Если женщина кислая, то куда там уксусу!.. Стой, не бери то вино. Вот у того рыжего луч­ше, но он наливает только самым знатным лордам...

— Нечестно, — согласился я. — Сегрегация.

Он поднялся и, вперив в одного из слуг грозный взгляд, властным жестом указал ему на мой кубок. Слу­га с явной неохотой отделился от стены, кувшин в его руках не глиняный, а из серебра, бережно наполнил мой кубок и, бросив на Фицроя взгляд, полный укоризны, вернулся на свое место.

Вскоре прогремели трубы, быстрыми шагами вошел король Антриас и сел в пустое кресло во главе стола. Веселье, прервавшееся на миг торопливым вставанием и поклонами, возобновилось с новой силой.

Я поинтересовался тихонько:

— А второе кресло, что рядом с королем... почему пустое?

— Наверное, — ответил Фицрой, — для королевы?

Баффи услышал, повернулся в нашу сторону.

— Он не женат, — сообщил он с чувством превос­ходства.

—Тогда для конкубины, — предположил Фицрой, он сразу оживился и ткнул меня в бок. — Видишь, твои мечты про вот с такими плакали...

—Почему это? — ответил я обидчиво. — Может быть, ему нравится что-то помельче...

Фицрой негодующе фыркнул:

—Нет такого мужчины, чтобы... Или ты так шу­тишь?

—Конечно, — ответил я, — шучу. Но он ее уже бы посадил рядом, так что здесь что-то другое.

Он пожал плечами, снова кивнул слуге и указал те­перь на свой кубок. Я с удовольствием пробовал незна­комые блюда, как вдруг трубы пропели особенно тор­жественно, появившийся в дверном проеме церемоний­мейстер мощно ударил окованным концом жезла в пол и провозгласил мощным голосом:

—   Лорды и все гости его величества!.. Встречаем ре­гента трона королевства Опалосса герцога Ригильта Лесного!

В зале все затихли, я видел остолбеневшие лица Финнегана, Эллиана и Баффи, даже Фицрой раскрыл рот. За столами наступила полная тишина, а трубы допели мелодию и умолкли с чувством исполненного долга.

Фицрой наконец проговорил медленно:

—   Так вот оно...

Из-под стрельчатой арки в зал вошел и неспешно двинулся между столами высокий и жилистый мужчи­на. При всем обилии одежд видно по костистому сухо­щавому лицу, что крепок, лишнего мяса не носит, а только кости, мышцы и толстые жилы. Идет медленно, как и положено королям и вообще особам высшего кру­га, смотрит благожелательно, время от времени отвечает на поклоны легким наклонением головы, иногда чуть улыбается.

За ним небольшая свита, среди которых и пара знакомых лиц, уже видел их во дворце. То ли прибы­ли раньше, чтобы готовить встречу, то ли члены по­сольства Опалоссы при дворе Антриаса. Одного точ­но знаю по имени, это Крекен, помощник посла, что значит — первый человек в посольстве, главой же обычно назначают человека очень знатного, но не обязательно умного.

Музыка снова грянула весьма бравурно, одни мед­ные трубы, привычно называемые серебряными за их в самом деле чудесные чистые серебристые звуки, от ко­торых радостно вздрагивает и трепещет сердце.

Король Антриас поднялся с кресла-трона, даже вы­шел из-за стола навстречу, весь в радостной улыбке, на ходу раскинул руки.

—   Дорогой друг!

Герцог Ригильт сказал так же радостно:

—   Ваше величество!

Они обнялись, трижды приложились щеками, тор­жествующие, излучающие такую непритворную радость от встречи, что я поверил в ее искренность. Жаль, не могу видеть, кто как к кому относится, только к себе могу ощутить неприязнь, да и то лишь в ее крайней сте­пени.

В зале все зааплодировали, послышались радостные крики, а когда умолкли по властному жесту церемоний­мейстера, король Антриас сказал бодро:

—   Уже поздно, потому сегодня только торжествен­ный ужин в вашу честь, дорогой друг! Ужин и веселье. Военный совет оставим на утро, чтобы свежие головы и мудрые мысли помогли нам еще больше крепить нашу дружбу, сотрудничество и торговлю!