Юг в огне

— Бумажонка эта, сдается мне, касается вас, — сказал Трубачев. — Если ошибаюсь, прошу извинения…

— Вот как! — насторожился юноша. — О чем же там?

— Документ этот я с собой не взял, разумеется, но помню его содержание, — прошептал Трубачев, наклоняясь ближе к Виктору. — В бумаге этой говорится, что в Ростове благодаря доносу какого-то раскаявшегося подпольщика арестована большая группа большевиков… Многие из них по заданию большевистского подпольного комитета работали в воинских частях белых по разложению рядового состава…

Как ни сдерживал себя Виктор, но при этих словах он побледнел. Ему представилось, что перед ним сидит провокатор и старается выпытать его.

«Черт меня дернул пойти с ним в пивную, — с тоской подумал он. — Надо бы сразу идти к сестре, а потом пробраться в Ростов… Все равно ведь теперь с этой Саратовской армией ничего не получится, раз меня видела Вера… Если я не приду сегодня к ней, она сейчас же донесет обо мне… Вот влип… Как же мне отделаться от Трубачева?»

Виктор рассеянно слушал Трубачева… Тот, что-то рассказывая, упомянул фамилию Семакова…

— Что? — встрепенулся Виктор. — Что вы сказали о Семакове?

— Вы о чем-то думаете и плохо меня слушаете, — огорченно сказал Трубачев. — Я говорю, что в бумаге этой упоминается какой-то большевистский главарь Семаков, который арестован…

— Семаков арестован?! — в ужасе воскликнул Виктор и тотчас же понял, что этим восклицанием он выдал себя. «Дурак!» — мелькнуло у него в голове.

— Я вижу, что вы мне не доверяете, — с грустью глядя на Виктора, сказал Трубачев. — Вы, вероятно, думаете, что я какой-нибудь шпик и выпытываю вас… Напрасно так думаете… Я к вам со всей душой, а вы… Эх, господин прапорщик!.. Если не угодно вам выслушать меня, то я могу замолчать…

— Нет, что вы! — сказал смущенный Виктор. — Я, правда, вначале о вас подумал нехорошо… Но… сейчас верю вам. Говорите, пожалуйста!

— Дальше в этой бумаге, — продолжал Трубачев, — говорится, что другом этого Семакова был молодой вольноопределяющийся Волков, носивший на груди всегда два георгиевских креста, — посмотрел он на его кресты. — Этот вольноопределяющийся послан для подрывной работы в нашу Саратовскую армию. И когда я так это пораскинул умом, то понял, что этот вольноопределяющийся есть не кто иной, как вы… Я еще тогда, помните, при первой нашей встрече не поверил вам, что вы к нам добровольно поступили… Оставаться вам у нас больше никак нельзя, арестуют… Тем более, что наш Белый дьявол к вам относится не очень дружелюбно.

— Очень вам благодарен, — сказал Виктор. — Вы меня спасли от тюрьмы, а может быть, и от смерти… Никогда этого не забуду… В батальон, конечно, мне появляться никак нельзя… Белый дьявол сразу же сцапает… Но вот… Как же быть?.. В батальоне ведь остались мои вещи, главным образом, разные записи, дневники…

— О бумажке этой еще никто не знает, — сказал Трубачев. — В вашем распоряжении весь сегодняшний день. Вы можете сейчас пойти в батальон и забрать свои вещи. Завтра будет уже поздно… А лучше всего я принесу вам их. Скажите только, где лежат ваши вещи, и я вечером принесу их.

Виктор дал ему адрес сестры.

IX

Всю позднюю осень вокруг осаждаемого Царицына вскипали ожесточенные кровопролитные сражения. Белые яростно рвались к городу, нажимали на измученные, утомленные от беспрестанных боев, редеющие ряды защитников его.

Не раз возникали такие минуты, когда казалось, еще один напор белых, и все будет кончено — волжская твердыня падет. И каких нечеловеческих усилий стоило большевикам сдерживать этот напор озверевших белогвардейцев.

Вражеское кольцо все туже и туже стягивалось вокруг Царицына.

Командующий X армией Ворошилов, контратаковав с фронта пехотой, бросил кавбригаду Буденного из района Бекетовки во фланг наступавшим белогвардейцам.

Ударом кавбригады Буденного с фланга и при помощи пехоты, бронепоездов удалось создать устойчивое положение на всем фронте, и белые были отброшены от Царицына.

Но белогвардейское командование не могло примириться с таким положением. Царицын ему был крайне необходим.

В начале января Ворошилов вызвал к себе Буденного, который к тому времени был уже начальником штаба 1-й сводной кавалерийской дивизии.

— Прошу садиться, товарищ Буденный, — сказал Ворошилов, указывая на кресло, когда тот вошел к нему в кабинет. — Как чувствуют себя ваши кавалеристы?

— Прекрасно. Все в порядке, товарищ Ворошилов.

— А вы как? — внимательно посмотрел на него Ворошилов.

— Благодарю вас, товарищ Ворошилов. Чувствую себя тоже хорошо.

— Я слышал, что на днях убит ваш брат.

Буденный вздохнул.

— Нет, товарищ Ворошилов, — он не убит, а умер от тифа.

— Сочувствую, товарищ Буденный, — крепко пожав ему руку, проговорил Ворошилов.

— Жалко брата, — тихо проронил Буденный. — Парень был хороший.

Ворошилов задумчиво прошелся по кабинету, а потом остановился около Буденного и положил на его плечо руку.

— Я вас понимаю, товарищ Буденный. Горе, конечно, большое… У вас есть еще братья?

— Есть. Один — Емельян, служит в нашей дивизии красноармейцем… Второй — совсем еще маленький.

— А семья где ваша?

— Тут, под Царицыном.

— Голодают?