Юг в огне

Солнце пробивалось сквозь черную тучу. На лугу паслось десятка полтора рыже-пестрых коров. Медленно переступая, они пощипывали молодую сочную траву, иногда задирая голову, призывно мычали. В чистом, влажном воздухе, то взмывая стрелой, то падая камнем, резвились, кувыркались звонкоголосые жаворонки. Тоненькое деревце с яркой листвой осыпала щебечущая, суетливо-жизнерадостная стая воробьев. Перескакивая с ветки на ветку на своих тоненьких ножках, подплясывая и трепыхая крылышками, маленькие забияки выводили свою несложную песню… Словно кем-то вдруг спугнутые, они срывались с деревца, с шумом исчезали и с таким же шумом возвращались.

В тумане сквозь мохнатую зелень левад и садов проступали белостенные казачьи курени небольшого хуторка. Перекликались петухи, слышался собачий лай. Кое-где над хатами уже вились к небу зеленоватые дымки печей…

Сазон Меркулов со своим напарником, горловским шахтером Кононом Незовибатько, лежал у речки в секрете, скрытом от вражеского глаза густыми прошлогодними бурыми камышами. Сазон мечтательно оглядывал пробуждавшийся перед его взором мир. В душе Сазон был поэт. Его волновала великолепная картина прекрасного раннего утра…

Как и полагалось по уставу, их с Незовибатько уже давно бы, еще до рассвета, должны снять с поста, но по каким-то непонятным причинам этого не делали. А потому Сазон с Кононом и продолжали молчаливо лежать, созерцая утренний пейзаж.

Иногда на искрящуюся в солнечных лучах поверхность воды всплывала крупная рыба и с шумом билась. Каскады радужных брызг рассыпались вокруг. Сазон молча восхищенными глазами взглядывал на Незовибатько и показывал руку по локоть, что означало размер ударившейся о воду рыбы…

Белые занимали позиции на правом берегу реки, лениво проносившей свои мутные воды мимо Сазона и Конона. Пока еще на позиции противника было тихо и покойно, видимо белые казаки еще зоревали. Но, когда солнце поднялось уже довольно высоко, стала пробуждаться жизнь и во вражеских окопах. Сазону было видно, как на противоположном берегу среди кустарников задымили дымки костров. Там стали появляться белогвардейцы. Подкравшись к речке, они торопливо черпали котелками воду и стремительно убегали назад, как сурки в норы, ныряли в свои окопы.

Сазон беззвучно хохотал, указывая на озиравшихся белогвардейцев. Он прикладывался к винтовке, прицеливался и вдруг, вздрагивая всем телом, словно от отдачи, делал вид, что стреляет. Этой мимической сценой он давал понять своему напарнику Конону, что будь бы его воля, он теперь настрелял бы их, белых, как куропаток, целую кучу.

Незовибатько, простодушный украинец, флегматичный и наивный, как дитя, молча лежал рядом с Сазоном, жмурясь от яркого солнца. Он не обращал внимания на подвижного, суетливого Сазона, на его жесты и движения. Он уже привык ко всему этому, и ему чертовски надоели сазоновские выкрутасы…

После ожесточенных боев, не давших результатов ни той, ни другой стороне, вот уже несколько дней подряд на фронте стояла тишина, изредка нарушаемая ружейной перестрелкой.

Четвертая кавалерийская дивизия крепко и, казалось, надолго занимала рубежи на подступах к Батайску, хотя все в дивизии хорошо были осведомлены, что им противостояли крупные силы противника…

Сазон Меркулов после назначения Прохора Ермакова военкомом дивизии попал рядовым первого эскадрона, в котором много служило своих станичников… Он уже успел принять участие во многих боях, отличился. И вот сегодня ему досталась очередь стоять в секрете с Кононом Незовибатько, с которым у него завязалась настоящая дружба. Началась она с того момента, как Конон во время атаки белых, рискуя своей жизнью, бросился на выручку Сазона, когда на того сразу напало три белых казака. У одного белогвардейца Конон могучим ударом шашки начисто, как кочан капусты, снес голову, другого пронзил насквозь, с третьим же справился сам Сазон…

Стало припекать. А разводящего все нет. Разве могли знать Сазон или Конон, что разводящий давно бы их снял с секрета, если б он по дороге к ним не был схвачен белогвардейскими разведчиками и не уведен в плен.

И в то время, когда Сазон надумал было послать Незовибатько в эскадрон напомнить о себе, вдруг дрогнула земля от мощного артиллерийского залпа.

Это было так неожиданно, что Сазон с испугу даже выронил винтовку. Не терявшийся ни при каких обстоятельствах жизни Незовибатько окинул его таким презрительным взглядом, от которого Сазон сразу же пришел в себя.

В небольшом хуторишке, за которым зигзагообразно тянулась линия позиций четвертой кавдивизии, от взрывов снарядов, как порох, вспыхнули казачьи, крытые соломой, хатенки. Развеваемые ветерком смрадные клубы дыма поползли по долине. Река, словно кипяток, забулькала от шрапнели.

От орудийного грохота кололо в ушах, спазмы сдавливали горло. И для Сазона и для Незовибатько было понятно, что орудийная стрельба шла с обеих сторон… Но мощь артиллерийского огня со стороны белых подавляла.