Юго-запад

— Вот ведь не везет так не везет! — пробормотал Бухалов, поднимаясь. — Когда упаду, она не взрывается, а не упаду — сама, проклятая, с ног валит...

— Холостая, — сверкнул белыми зубами Рафаэль. — Может, братья-славяне, которые там, в Германии, работают, песочком начинили. Вставай, севильский цирюльник!

— Помолчи, писатель!

— Не задерживаться! — прикрикнул на них Авдошин.

Он снова побежал первым, натужно перебирая ногами по вязкой земле, путаясь в рваной, сбившейся клубками колючей проволоке перед первой линией уже покинутых немцами окопов. На бруствере, свесив руку в траншею, лежал убитый эсэсовец. Внизу, головой в луже, валялся второй.

Метров через сто земля опять была изрыта траншеями, стрелковыми и пулеметными ячейками. Блиндажи кое-где разворотило прямыми попаданиями снарядов. В окопах валялись немецкие пулеметы, каски, противогазы, пустые патронные ящики с яркими наклейками, ранцы, котелки, в одном — даже новая черная офицерская шинель.

«Штаны, видать, решил в третьей линии оставить, — усмехнулся Авдошин. — Тут шинель и каску, а штаны дальше, когда совсем приспичит... »

Он спрыгнул вниз, отшвырнул ногой котелок, перешагнул через патронный ящик и, держа автомат наготове, быстро пошел дальше, в глубь бывшей вражеской обороны.

— Товарищ гвардии младший лейтенант!

Его догонял Варфоломеев.

— В чем дело? — спросил командир взвода.

— Я вас ищу. «Языки» есть.

— Чего?

— Трех «языков» нашли. — Варфоломеев вдруг хохотнул: — Зарылись в грязи, как жуки в навозе.

— Где они?

— Тут, в блиндажике сидят. Серега Кочуев охраняет.

— Пошли.

За поворотом траншеи в блиндажике под тонким перекрытием из жердей действительно сидели три солдата в немецкой форме, грязные и напуганные. Когда Авдошин просунулся в дверь, Кочуев-большой, положив автомат па колени (на немецкие автоматы, валявшиеся на полу, он наступил ногами), угощал пленных сигаретами.

— Так, так, — хмуро поглядел на него командир взвода. — Филантропию с врагом разводишь?

Кочуев вскочил. Потолок в блиндажике был низкий, и солдат стоял согнувшись, виноватый и растерянный, словно застигнутый за каким-то неприличным делом. Вскочили, вытянулись в струнку и пленные.

— Попросили закурить, товарищ гвардии младший лейтенант, —пробормотал Кочуев, глядя на Авдошина преданными глазами.

— А если б они попросили тебя по домам их отпустить?

— Это вы зря! Честное слово, зря! Что я, контуженный?

— Ладно! Садись. — Авдошин перевел свой строгий взгляд на пленных, — Сами сдались? Или сопротивлялись?

— Сами, — сказал Кочуев.

— Добре! Дай-ка и мне закурить. Раухен зи, раухен, — кивнул Авдошин пленным. — Разрешаю курить. Продолжайте.

Те переглянулись и стали быстро затягиваться сигаретами.

— Франсе... Эльзас, — вдруг сказал один из них, ткнув пальцем в грудь себя и своих товарищей. — Никс дойч! Франсе, Эльзас, Франсе...

— Ладно, ладно, хватит! Меня не касается, кто тут Франц, а кто Эльза. Где надо, разберутся. — Авдошин встал: — Значит так, гвардия...

Кочуев тоже поднялся, уперся головой в потолок блиндажа:

— Слушаю, товарищ гвардии младший лейтенант.

— Мой приказ такой: выдь наружу, снаружи стереги. А тут — один на троих. Как бы они тебя не того... не придушили...

— Да я их сам...

— Отставить! Снаружи стереги, говорю! Немного поутихнет, сюда штаб батальона передислоцируется. Сдашь их в штаб и — бегом во взвод!

— Есть!

— А мы — дальше! Драпают фрицы! Догонять надо,

5

Ленского клонило в сон.

Наступление началось вчера с утра. Танкистам пришлось поддерживать атаки стрелкового полка, маневрировать, снова бросаться вперед, а вечером, когда начало темнеть, отражать еще и немецкую контратаку. Экипажи окончательно измотались, пятнадцать часов ничего но ели, надеялись отдохнуть хоть ночью, когда пехота вела впереди разведку боем.

Но это были только надежды. Пока пообедали и поужинали одновременно, пока заправились горючим и пополнили боеукладки, половина ночи прошла. Поспать, да и то не всем, удалось часа два, скрючившись на своих местах в машинах. А на рассвете надо было опять атаковать противника, чтобы не дать ему закрепиться, гнать и гнать его на северо-запад, где неумолимо стягивается горловина мешка окружения.

Рота вышла к окраине Детрица, деревушки, тянувшейся вдоль разбитой проселочной дороги из Абы в Шерегельеш. Именно здесь в ночь на десятое марта немецким танкам удалось прорваться, двинуться на господские дворы Генрих и Сильфа и основательно потрепать полк Рудакова.

Ленский метался от перископа к прицелу, от прицела к перископу, указывал командиру башни цели, сам нажимал на электроспуск. Машину встряхивало, в башне пахло сгоревшей взрывчаткой, скатываясь, звенели стреляные гильзы. Механик точно выдерживал курс атаки, ведя «тридцатьчетверку» зигзагами, чтобы помешать прицельному огню немцев, и в то же время не уклоняясь от главного направления. О броню звякали осколки снарядов и мин, раза два, встряхнув машину, скользнули по башне и с ревом ушли в сторону тяжелые болванки.