Читаем Юго-запад полностью

Телефонист, прикуривая, чиркнул зажигалкой. Бельскому тоже захотелось курить. Он пошарил по карманам брюк, потом вспомнил, что папиросы остались в шинели, и стал искать шинель.

— Слушай-ка, телефонист, — сказал он и закашлялся. — Давай п-позови связных... Они где-то рядом ночуют. В случае чего я послушаю.

Солдат поднялся, загрохотал подкованными сапогами, хлопнул дверью. Проснулся лежавший на полу Краснов, поднял лохматую голову:

— Что, уже?

— Приказано выдвигаться. — Бельский подсел к лампе, ощупывая подбородок, погляделся в круглое карманное зеркальце. — Побриться успею?

— Не надо, товарищ гвардии капитан! — как-то странно сказал копошившийся в углу батальонный писарь. — Не надо. Говорят, примета есть.

— Примета? — усмехнулся комбат, прикуривая.

— Ага... Я вот в сорок втором, после ранения, в БАО служил, в батальоне аэродромного обслуживания, значит, дальне-бомбардировочную обслуживали... Так у нас летчики никогда перед заданием не брились. Примета, говорили...

— Ерунда! — отмахнулся Бельский. — Теплая вода есть?

— Нету.

— Котелок, и на кухню. Только поскорей. Знаешь, где кухня?

— Где кухня, солдат всегда знает, — засмеялся Краснов, натягивая сапоги.

Писарь нехотя поднялся и, выходя, столкнулся на пороге с телефонистом, который привел связных из всех рот. Солдаты поеживались, сопели, протирая глаза, щурились на свет лампы.

— Все связные?

— Все, товарищ гвардии капитан!

— Так. Идите по ротам и передайте командирам, — Бельский посмотрел на часы, — в пять тридцать начинать выдвижение. Куда и как, они знают. Поняли?

Связные один за другим исчезли.

— Никандрова видел? — спросил командир батальона у писаря, когда тот вернулся с котелком горячей воды.

— Видел, товарищ гвардии капитан! Приказал доложить, что завтрак привезет прямо туда и там, значит, на новом месте, кормить будет...

— Ну, все. Порядок.

Несмотря на искреннее предупреждение писаря, Бельский все-таки побрился. Лезвие безопасной бритвы было старое и тупое, он в двух местах порезался, верхнюю губу побрил кое-как.

Было пять тридцать, когда командир батальона, предупредив писаря, чтобы тот приезжал потом с Никандровым, вышел вместе с Красновым из штаба.

Слегка морозило. Небо на востоке уже чуть-чуть посветлело. Вдоль улицы дул ветер. Со стороны переднего края опять слышалось деловитое покашливание пулеметов. Тянуло гнилой болотной сыростью.

— Канал Шарвиз! — сказал вдруг Краснов. — А ты знаешь, комбат, что это такое, если перевести на русский язык? Шар — грязный, виз — вода. Грязная вода. Это буквально, Насколько я разбираюсь в венгерском языке. Шар-виз!..

4

По всему горизонту опять, как и все эти дни по утрам, стелился белесый туман. В его длинных волнистых клочьях смутно вырисовывались отдельные деревья, камышовые заросли по берегам разбросанных вдоль канала озер, похожих на большие, после дождя, лужи. Сам канал Шарвиз из-за тумана с наблюдательного пункта генерала Гурьянова пока не был виден. Но он был хорошо слышен. Именно слышен. Сырой ветер доносил оттуда короткие пулеметные очереди, редкие разрывы мин и снарядов.

В блиндаж вошел начальник связи корпуса, доложил, что со всеми частями установлена двойная связь — по радио и по проводам. Высокий подполковник из оперативного отдела положил на столик перед Гурьяновым карту с последними данными обстановки.

Взошло солнце. Гурьянов не видел его, потому что амбразура наблюдательного пункта глядела на запад. Но он догадался, что солнце взошло, по тому, как зазолотился и стал словно перламутровым стелившийся над каналом туман. Туман вскоре рассеялся — и вся земля засеребрилась и засверкала росой. Потянуло волглой прохладой. Воздух был свеж и чист, несмотря на то, что вокруг десятилетиями гнили болотца и мелкие заилевшие озера.

По обороне противника ударила артиллерия. Ее огонь в первые мгновения, как могло показаться, был робким и нерешительным. Но это было только в первые мгновения. Оно прошло, и выстрелы орудий слились в один сплошной волнообразный грохот, то затихающий, то усиливающийся.

— Через семь минут пойдет первый эшелон, — поглядев па часы, сказал подполковник из оперативного отдела.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги