И тут, наконец, наступает время усомниться в самом факте несомненности. Действительно ли полная ясность и отчетливость, расставленность всех точек над i является атрибутом истины? Но как же иначе? Ведь тогда придется допустить и смутность и что-то такое еще – недоговоренность, невразумительность, некий явный сбой собственной точности.
Но почему бы, собственно, такого сбоя и не допустить? Важно только разобраться, что же это может означать. Скажем, Гегель неоднократно писал, что «истина есть результат вместе с процессом». А как насчет такой вариации: «Истина есть площадка собственной точности вместе с ее ближайшими окрестностями»?
Если все точки расставлены, действительно ли торжествует истинность целого? Быть может, некоторые точки должны быть стерты, а некоторые заменены знаками неопределенности… Вернемся к нашим площадкам и начнем теперь с Zuhanden, с истины вещей. Поначалу мы решили, несколько сбавив хайдеггеровский пафос, остановиться на таких определенностях, как «пригнанность», «надежность» и соотнесенность всех конструкций и устройств подручного. У мастера все спорится, на рабочем месте нет ничего лишнего. У него в доме не скрипят половицы, ножи и ножницы наточены, обувь исправна – можно и дальше радоваться такому повсеместному устроению. Но с какого-то момента возникает странное чувство, и оно начинает усиливаться: и это истина? Именно это истина? А что же тогда педантизм? А маниакальность?
Ну ладно, маниакальность не отсюда. И все же безупречная ясность и отчетливость, несомненно, уводят нас в сторону от этой региональной истины человеческого бытия. Зато мы можем теперь поставить диагноз: истины нет там, где превышена собственная мера точности. И при всей парадоксальности эта констатация очень важна. К этой теме раз за разом обращается Витгенштейн:
«Можно сказать, что понятие “игры” понятие с расплывчатыми границами. “Но является ли расплывчатое понятие понятием вообще?” Является ли нечеткая фотография вообще изображением человека? Всегда ли целесообразно заменять нечеткое изображение четким? Разве неотчетливое не является часто как раз тем, что нам нужно?»[51]
Когда что-то «слишком неточно» или «чересчур приблизительно», об истине, конечно, речи не идет, но вот оказывается, что иногда можно и «переточнить» примерно в том же смысле, что и «пересолить», и тогда происходит падение событийной вместимости, если угодно, выпадение мерности, и, несмотря на всю ясность и отчетливость имеющихся сочленений, истина улетучивается.
Здесь мы должны обратить внимание на некоторую небрежность внутри всякого истинного совершенства, небрежность или беспечность, без которой совершенство парадоксальным образом недостижимо, а вместо него имеется в лучшем случае виртуозность с неизбежным оттенком занудства.
Еще раз: вот подручное и бытие в подручности. Ты владеешь своими инструментами, иногда давая им как бы проявлять самостоятельность, быть не только ведомыми, но и ведущими – таков один из критериев мастерства. Но ни инструментам, ни производимым посредством них вещам ты не поклоняешься, это не соответствовало бы истине. Согласно Хайдеггеру, вещи домашнего обихода должны пройти
1) О том, что эта вещь имеет определенные заслуги. Она служила мне верой и правдой немалый срок, а может, и не только мне, но и моему деду. Она, несомненно, знавала и лучшие времена в смысле функциональности, но в силу ее заслуг по мемориальным причинам я готов сохранять ее такой, какова она сегодня.
2) Вещь, конечно, могла бы быть доведена до блеска – но она ведь всего лишь вещица, нечто из состава подручного, и внимания ей должно быть уделено столько, сколько она заслуживает. Допустим, ее поддержание в идеальном состоянии требовало бы десяти минут в день. Но мне жаль этих десяти минут, а в идеальном состоянии эта вещица устраивает меня ничуть не больше, чем
3) Поскольку вещь даже в своем несовершенстве притерлась, ее замена другой, лучшей в индивидуально-экземплярном смысле, может нарушить общую «притертость» и пригнанность. И тогда мелкое, даже мелочное усовершенствование повредит совершенству более высокого ранга.