Юла и якорь. Опыт альтеративной метафизики

И слово «мания» здесь употреблено не случайно. Если мы обратимся теперь к зоне одержимости, к нашему онейрическому персику-несмотря-ни-на-что, мы, как уже отмечалось, именно там и обнаружим эталон яркости и отчетливости. Однако ясное сознание отвергает эту отчетливость, отказывает ей в статусе реальности. Почему? Получается, что как раз из-за чрезмерной, маниакальной ясности. Ее же, эту самую «абсолютную очевидность», мы обнаруживаем и в девиациях, в тех вкраплениях мыслительного дискурса, в которых обычная осторожность и осмотрительность покидают мыслителя, подобное нередко случается и в философии, где идея фикс продвигается под прикрытием «маскировочной аргументации», а иногда и напрямую. Внимательный и соответствующим образом настроенный читатель может отыскать эти аномалии внутренней очевидности и в аргументах Сократа – Платона о бессмертии души («Федон»), и в идее аристотелевского перводвигателя, который «разумно движет, оставаясь неподвижным», и в вечном возвращении Ницше – здесь везде перед нами нечто самое дорогое и важное для автора, но при этом не слишком убедительное и, главное, слабовато аргументированное для беспристрастного читателя. Кажется, щетка Витгенштейна когда-то прошлась именно по этому стыку, являющемуся, по сути, нестыковкой. Мы помним, что одно дело, когда человек просто говорит: «Моего соседа зовут Джон» – кто стал бы подвергать эти простые слова сомнению? Если он скажет: «Я абсолютно уверен, что моего соседа зовут Джон», мы, возможно, несколько насторожимся. Но если он будет продолжать настаивать и, наконец, с блеском в глазах решительно заявит: «Ничто в мире не убедит меня в противоположном! Этот факт для меня основа любого познания. Я откажусь от другого, но не от этого»[55] – мы, в свою очередь, обретем уверенность, что тут что-то не так. Все внутренние аномалии очевидности, кажется, из этой же серии. Но поставим вопрос напрямую: а как же насчет cogito? Не является ли и эта площадка некой аномалией очевидности?

Между тем трудно обвинить Декарта в недостаточности аргументов относительно cogito ergo sum хотя бы даже в том смысле, в каком эта недостаточность обнаруживается в вечном возвращении Ницше, свидетельствуя о ранимости и уязвимости, прикрываемой как раз описанной Витгенштейном защитой «Ничто в мире не убедит меня в противоположном». Декарт не просто декларирует сомнение как руководящий принцип, он действительно готов к обсуждению. Разве не очевидным образом существую я, сомневающийся? Я сомневаюсь в существовании тел? Имею право. Тела, даже при всей их телесности и несдвигаемости, могут оказаться иллюзией, я допускаю это. Вскоре и Беркли высказал свои доказательства иллюзорности тел, доказательства, которые в основных чертах содержатся уже в «Размышлениях о первой философии» самого Декарта. Поддельной может оказаться вне-находимость любого предмета, в этом направлении работают также аргументы Фихте и Гуссерля. Если я полагает не-я как собственную достоверность («Наукоучение»), если сознание полагает и обнаруживает собственную интенциональность, внутреннюю предметность в качестве принципа, то ведь и внешняя предметность точно так же может быть положена неким сознанием, например сознанием Бога или несравненно превосходящего меня в могуществе Коварного Обманщика.