Юность

В голосе и самой позе нескрываемый скепсис и непонимание такого поступка.

— Да! То есть нет. На общину, но не раздавать и не помогать, а… На общину сейчас бессмысленно, потому как буры в нас заинтересованы.

— И не только они, — подтвердил Бляйшман, — но и Франция с Германией, кто бы мог подумать?! А куда им деваться, если самих буров с гулькин… хм, нос, а ехать в Африку европейцы особо и не хотят.

Проблема эта остро стоит у европейских держав. В Германской Восточной Африке меньше тысячи белых, и это включая как чиновников и офицеров, командующих аскари[31], так и торговцев, плантаторов и членов их семей. В Юго-Западной Германской Африке около десяти тысяч белых, что тоже как бы… не слишком.

У французов немногим лучше, равно как и у бельгийцев с итальянцами. Не едут!

— Зажрались, — выразил Санька свою, единственно верную позицию, сощурив пренебрежительно глаза, — им клозеты тёплые подавай и вежливых полицейских на каждом углу, а если и нет — дайте сразу землицы побольше, рабов полсотенки, да этих… субсидий от государства. А иначе ни-ни!

— Да нет, Санечка, — грустно усмехнулся дядя Фима, — не они зажрались, а у нас — жопа!

— Во-от такой тухес, — растопырил он руки в стороны, показывая што-то совершенно слонячье, — и я тебе так скажу, шо если из государства люди готовы бежмя бежать хоть в малярийное чисто поле посреди Африки, то это таки пиздец, а не государство!

— Буры… — он пожевал губами, — не так штобы в большом восторге от нас, а просто поняли — случись што ещё раз, только всерьёз, и их просто стопчут. А германцы с французами всегда готовы воевать до последнего русского солдата! Или бурского. Поэтому будут давать много, но размазывать это много тонким слоем по большой тарелке на ещё больше народа, так вот.

— Угум, — спеша прожевать, соглашаюсь с ним, — потом вот прямо сейчас — бессмысленно давать. Дам я, так буры меньше дадут, ну или французы с германцами, не суть важно. А вот потом…

Я замолчал, ощущая подступающее, а потом и всё нарастающее аление ушей.

— … универ… гхм! Университет хочу заложить, — признался наконец, не подымая глаз. И зачастил скороговоркой:

— Возьму только пару жменей на Фиру и Наденьку, ну и так, штоб было! А остальное, вот ей-ей — на университет!

— О как… — сомнабулически отозвался дядя Фима, глядя перед собой оловянными глазами.

— Здоровски! — завопил брат, хлопнув меня по спине, — Я знал, што ты такое придумаешь, чтоб ваще — ух!

— Университет, — повторил дядя Фима, и уже более осмысленно:

— Университет… а знаешь, в этом што-то есть! Целиком если, это никаких алмазов не хватит, но основать… хм, это такая реклама, такая… Самому, што ли, — забубнил он себе под нос, явственно задумавшись, — это ж какой уровень получается! Никаких денег… Хотя нет, всё равно жалко… но реклама! И Свет, даже и самый высший, н-да…

Мотанув головой, он снова было впал в транс, но быстро справился.

— Неожиданно… н-да, красивый жест, и ведь правда… Ладно, закрыли пока! Я так понимаю, алмазы пока полежат?

— Угум.

— А-атлично! С этим тоже можно будет провернуть… я снова забежал вперёд и не о своём? Так, о чём я… А! О моторе.

— Дело такое, — Бляйшман затарабанил пальцами по столу, — в общем, тебе его лучше продать. Не вскидывайся! Не целиком, а семьдесят пять процентов в пользу Союза, смекаешь?

— Нет? — огорчился он, — Хм… такое дело, шо мотор получился слишком… слишком! Передовые технологии, и дело такое, шо за тобой их просто не признают. Уже… звоночки были.

— Будут, — дядя Фима завздыхал, — рисовать всякие старые каракульки, якобы наследия умерших изобретателей… ну ты понял, да?

— Понял, — у меня ажно зубы скрежетнули, тогда только опомнился.

— Прости, — повинился дядя Фима, — здесь я тебе просто не помогу! Это на государственном уровне, понимаешь? То есть официально тебя могут в жопку целовать и награды давать, а всякие там судебные претензии, это же ж частное дело!

— И сколько? — мрачно поинтересовался я, смиряясь с реалиями. Не то штобы вовсе не ожидал чево-то подобново, но думалось всё больше за промышленный шпионаж, а тут такое — разом! Но да, при здравом размышлении…

— Дело такое… — Бляйшман кхекнул смущённо, — денег у Союза сейчас не то штобы и много, да и те нужны… В общем, землёй! Соглашайся! Три тысячи акров[32] в Претории, и два раза по три в новых землях.

— О как… — моя крестьянская натура завопила радостно, и ажно голова закружилась от такой дурнины.

— Мотор и коленвал — живые деньги, — возразил я для порядку, пытаясь унять несостоявшевося крестьянина внутри меня, — а эти пустоши то ли поднимешь, а то ли и нет. Когда с них деньги пойдут, да и пойдут ли вообще, большой вопрос! Я таки понимаю, што в земле может быть што-то, но может и вовсе не быть! Да и наладить добычу, даже если там што-то есть, это сильно непросто и очень денежно.

— Двадцать пять процентов твои, — напомнил мне дядя Фима как-то нехотя, будто для порядку.