Юность

— Не очень-то я верю в эти проценты, — во рту кисло, — скорее буры сторгуются с Большими Державами, а мой мотор — лишний козырь в этой игре. Будет капать копеечка малая… а-а! Ладно! Я так понимаю, вариантов у меня нет?

— Ты таки думаешь, шо я сильно в восторге? — взвился неожиданно Бляйшман, — Мине сказали передать, и я как последний передаст говорю тибе чужие слова! Скажу тибе сразу, шо по итогам войны будут раздаваться земли согласно заслугам, а у вас с Санечкой и Мишей их стока, шо скакать не обскакать! Если рядовым — от ста шестидесяти акров, а?!

— Тогда… — я откинулся назад.

— А вот так! — перебил он меня, злясь на всю ситуацию разом, — Так вот, Егор, так! Мине это нравится? Нет! И больше скажу — Де Вету и Бота это тоже не нравится, и тем более Сниману! А денег всё равно нету, и мотор твой — всё равно сопрут, а так вроде и польза!

— В таком разе… ха! — меня оскалило по росомашьи, — Таки да, но с условиями! Землю эту буду выбирать я сам, и если надо — не одним куском!

— В стратегических местах не буду, — понял я его взгляд, — имею понимание.

— А нет? — дядя Фима склонил чутка голову набок, похожий на экзаменатора.

— Подарю патент Кайзеру, — снова оскалился я, — и пусть тогда все претензии — к нему!

Бляйшман выпучил глаза, а потом ка-ак захохотал! Чисто гиена! Слёзы капали из его глаз, и от смеха он едва мог дышать.

— Шломо, — убеждённо сказал он, отхохотавшись, — никакой ты не Егор, и не убеждай! Кайзеру, а?! Там такое себе интересное намечается, шо даже и не представляешь, какой это козырь!

— Так… погодь, — он посерьёзнел и задумался, — а если… хм, а почему бы и не да? Шо мы теряем?

— Давай так, — он наклонился ко мне, — мы с тобой поговорили, и ты сильно обиделся, а я тибе уговариваю за буров, а не Кайзера! Пару… месяцев, ладно? Мне… нам это может интересно помочь, и пожалуй… Мише. Да, Мише…

— А земли помогу… хм, поможем подобрать. И с университетом!

Четырнадцатая глава

— Прости, — в который уже раз повиноватился Мишка, страшно конфузящийся от невозможности поехать с нами в Москву, — я бы непременно, но сам знаешь…

Сняв шляпу и промокнув влажный лоб, он так и оставил её в руках, нервно теребя широкие поля.

— Вот же самоед, — покачал головой Санька, слегонца пхая брата кулаком в перепоясанную портупеями грудь, — хватит, а? Никто тебя не виноватит, и если тебя пока при штабе оставляют, то это оченно даже и здорово!

— На время переговоров, — педантично уточнил Мишка, которому, кажется, стало чуть-чуть полегче, — потом в резерв.

— И то! — пхаю ево в грудь уже я, — Мало, што ли? Заодно и дела общины порешать проще будет.

Снова вздохи и виноватый вид…

— Я не…

— Знаем, што не можешь, — перебиваю ево самоедство на взлёте, — и не вижу ничево страшново, што ты имеешь какие-то отдельные дела и тайны от нас. У нас их тоже — во! Правда, Санечка?

— Угум, — невнятно ответил тот, розовея смущённо, и очевидно — воображая што-то своё. Ажно отвернулся человек, ну как тут удержаться, а?!

— И эти, — выделил я голосом, — тоже! Но што естественно, то не безобразно!

Зафыркали втроём, и косясь на подымающихся по трапу пассажиров, отошли чуть поодаль, штоб не смущать людей всяко-разным. А прибарахлился народ… каждый второй, не считая каждого первого, таким оборванцем в Африку приехал, што просто ой! А сейчас, на каком-никаком, но жаловании, да на трофеях, вполне себе добротно выглядят. Иному купчику из небогатых не стыдно будет этак вот нарядиться.

— Не виноваться, — повторил я ещё раз, понижая голос, — Мария Ивановна тебе не чужой человек, но и не родня ни разу, а здесь ты остаёшься по делам службы и родовы одновременно. Так што успокой свою воспалённую совесть, да неси свою службу так, штоб не было стыдно.

— Ага! Заодно и за нашими проектами присмотришь, — добавил Санька, — Вплоглазика, просто штоб глупостей на ровном месте не наворотили, ладушки?

— Ладушки, — улыбнулся Мишка, обнимаясь на прощание, но без христосования — выучили уже, што не люблю мужских слюней, — Ну… всё! Только вас ждут… с Богом!

Перекрестив нас, он остался стоять с непокрытой головой, и вот ей-ей… опять себя накручивает!

Пароход наш строился для перевозки всякого рода скоропортящейся продукции, и ходовые ево качества превыше всяких похвал. Корпус не новый, но машину меняли третьево года, и такая… ровненько фырчит.

С началом войны трюмы отчистили и наспех оборудовали под перевозку людей, набивая их подобно сардинам в банке. Многоярусные нары, вечно то занятые, а то и сломавшиеся гальюны, да неизбежная духота и вонь.

Несколько душевых кабин, где можно ополоснуться морской водой, прогулки на палубе да сносное питание, от которого не пробирает кровавый понос — вот и весь скудный набор удобств, предоставляемый владельцем и капитаном пассажирам второго класса. Несколько тесных, одновременно душных и сквозных кают, в которых нельзя было развернуться без синяков, считались первым классом.