Юность

В гостиной уже возилась горнишная, стараясь не зевать, да с глазами на мокром месте. Жалко улыбаясь, она расставляла приборы, начиная иногда часто моргать и кусать распухшие губы.

— В Африке по твоей стряпне скучал — страсть! — заявил брат, жеванув первый блинчик, я согласно заугукал с набитым ртом.

— Ты как? — осведомился я в лоб, — С нами в Африку? Экономкой попервой, а там и замуж выдадим, а?!

— Да куда ж вы без меня, — несмело улыбнулась она, оттаивая сердцем, — с вами, канешно!

* * *

Выдохнув прерывисто, Вальцуев потянулся было к кнопке звонка, но тотчас почти одёрнул руку и принялся лихорадочно приводить себя в порядок. Глядя на него, прихорошился и товарищ, пригладив давно не стриженные каштановые кудри и отряхнув сюртук и брючины от пыли.

— Ну… — Александр нажал кнопку звонка, и за массивной дверью послышалась канареечная трель мелодии.

— А, господа… или всё-таки товарищи? — поинтересовался открывший дверь Панкратов, одетый совершенно по-домашнему, хотя и без чрезмерной простоты.

— Товарищи, несомненно товарищи! — резко мотнул головой Земцов.

— Проходите, товарищи, — серьёзно сказал подросток, посторонившись, — Александр…

— Просто Александр, Егор Кузьмич, — засмущался Вальцуев внезапно.

— Валериан, Валериан Земцов, — представился второй.

— Ну а я Егор, — постановил подросток.

— Что вы, Егор Кузьмич… — начал было Вальцев, разом вспотев от волнения, — уважение к вашим…

— Мы же товарищи, — улыбнулся тот, — или как?

— Товарищи, — сипло ответил Земцов, переглядываясь с Вальцуевым, — Егор кхм… Егор, да!

— Ну и прекрасно, — ещё раз улыбнулся подросток, — Да вы проходите и не смущайтесь, дома никого, кроме нас. Разговаривать можем совершенно свободно.

Повесив шляпы на вешалку, студенты прошли в гостиную, озираясь одними глазами. Обстановка самая простая, небогатая, и разве что африканские маски да богатый ассортимент холодного оружия освежали обстановку, подчёркивая несколько обшарпанную мебель.

— Присаживайтесь, — предложил Егор, показывая подбородком на стол посреди гостиной, — сейчас самовар поставлю.

— Да что вы… — засмущались гости, но именитый авиатор, не слушая возражений, весьма умело хозяйничал.

— Я в это время по возможности всегда сажусь чаю попить, — рассказывал подросток, расставляя на столе баранки и прочую снедь.

«— Как у него всё по-простому, без чванства и без той скромности, что превыше гордыни, — мелькнуло у Валериана, — но чувствуется внутренне достоинство»

— Да пейте, пейте! — потчевал авиатор, подвигая варенье, — Африканское!

— Да ну!? — удивился Земцов, изрядно осмелевший, и наложил себе розеточку.

Чаепитие проводилось по негласному, но достаточно строгому московскому этикету, согласно которому гостя нужно было сперва нафаршировать вкусностями, и лишь затем переходить к беседе.

— … встреча, — Егор отставил чашку и задумался, — в принципе согласен, но некоторые вещи нужно согласовать заранее, например — политика. Её мы трогать не будем.

— Пф… — из Вальцева будто выпустили воздух, — как же так, Егор?

Разочарование в его голосе было так велико и скорбно, что стало едва ли не осязаемым, густым туманом наполнив гостиную.

— Я, — изобретатель, не мигая, встретил разочарованный взгляд, — полностью согласен с вами и вашими товарищами. Произвол властей и невообразимая, бессмысленная тупая жестокость мне противны. Противны больше, чем вы можете себе представить, потому как я знаю жизнь много глубже и шире вас, и большинства ваших товарищей.

Вальцуев, прикусив губу, согласно кивнул, а за ним и Земцов.

— В солдаты отдано уже свыше шестисот человек наших товарищей, — с горечью сказал Александр, нарушая молчание.

— Однако… — нехорошо изумился Егор, — уже шестьсот? Цифры совершенно безумные, а если учесть, што студентов на всею Империи шестнадцать тысяч человек, то и подавно! И тем не менее… Если я выступлю с поддержкой, мы безусловно выиграем тактически и привлечём всеобщее внимание, с этим я согласен.

— Но… — продолжил он нехотя, — проиграем стратегически. Оставим пока в стороне мою судьбу и судьбы близких, по которым я решительно не настроен топтаться, принося в жертву моменту.

Валериан, вскинувший было голову, опустил её обратно и обратился в слух.

— В ближайшие если не дни, то как минимум недели, в суде будет решаться дело о полной эмансипации меня и моего брата. Прецедент. Торжество разума и фактической дееспособности над мёртвыми цифрами в графе «дата рождения».

— Прецедент более чем важный, — сухо продолжил изобретатель, — в том числе и для ваших товарищей. Так, многие из них отданы в солдаты против всех законов, не будучи даже совершеннолетними. Сюда же — тысячи и тысячи подростков, которых судят как взрослых, отказывая одновременно в дееспособности и возможности самим решать свою судьбу.

— Да! — выдохнул Земцов, переплетя пальцы добела, — Простите… личное.

Он смутился так, что пошёл даже пятнами, но быстро оправился.

— Но и это не самое важно, — Егор легко встал со стула и подошёл к карте Африке, висящей на стене. Химическим карандашом он очертил сначала территории Южно-Африканского Союза, а потом и присоединённые к нему земли.