— Ну… — он помедлил, — мене, мене, текел, упарсин[35]
!Челюсти его сжались на миг, и тут же расслабились.
— Удельными князьями хотят быть… — усмешливо протянул он, — если у нас с тобой получится так, как задумывали. Фактически за то, штобы просто сказать своё веское для мира «да», и решить вопрос для нашего народа?
Он крутанул головой, снова усмехнувшись.
— Они… — Иосиф, по примеру отца, возвёл глаза вверх, — видят своё благо — народным, а народное горе — чужим.
— Государство — это Я[36]
!— Да, татэ, — кивнул сын, — государства ещё нет, а они уже лезут со своим «Я», считая это делом совершенно естественным.
— Обойтись без них… — генерал замер так, што младший Бляйшман даже и дышать забыл.
— … сложно, но можно, — продолжил Фима, и сын выдохнул, задышав наконец.
— Это большая и наглая авантюра, — старший Бляйшман задумчиво сложил перед собой руки, — но я таки подумал, а кто у нас может надавить на буров в нашу пользу? И это таки Франция, Германия и самую чуточку Америка.
— Дорого, — быстро сказал сын, — подкупить парламент… а-а!
— Да, сына! — торжественно кивнул генерал, — Парламента слишком много, а вот Кайзер — один!
— Но… — сдулся он, — дорого, очень дорого! И я таки не представляю, как к нему можно подступиться!
— А и не надо! — быстро перехватил инициативу Ёся, — Есть идея и деньги для неё, а остальное — детали! Не думать, чем и сколько заинтересовать Кайзера, а думать за его ближних… обер-лакеев! Не много одному, а по малу многим, а там и нажужжат в царственные ухи! Главное — подход. У нас есть среди там, к кому подойти?
— Найдётся, сына, найдётся, — расплылся в улыбке Фима.
— Это… — он задумался мечтательно, — может быть удобно — страна в Южно-Африканском Союзе, но при этом — под протекторатом Кайзера. Можно будет интересно вилять внутренней и внешней политикой.
— А… — Ёся снова задрал глаза к потолку, — эти?
— Если… Когда, — поправился старший Бляйшман, — у нас выйдет, то мы сами станем «Этими», а тем «Этим» — вот!
… и он решительно рубанул себя ребром левой ладони по локтевому сгибу правой руки!
Завидев отца, Надя вцепилась в него, не оторвать! Потом, наплакавшись и решительно промочив ему сюртук — в меня, Саню…
— Мамы… — с трудом выговорила она, чуть отстранив заплаканное лицо, — больше нет. К… ка-азаки… ненавижу!!!
— Всё будет… — начал я, и замолк, просто гладя её по голове.
— С медицинской точки зрения… — протирая пенсне, разъясняя психиатр Владимиру Алексеевичу, — ваша дочь в принципе здорова, имел место лишь тяжелейший нервный срыв. Время, голубчик… время лечит. Могу лишь рекомендовать смену обстановки.
— Да-с! — вскинулся он, нацелив в дядю Гиляя острую бородку клинышком, — решительно даже настаиваю! Африка? Замечательно! Только ни в коем случае не оставляйте её в Москве, в привычной обстановке!
— Я сам из… — он покосился на Надю, — но поверьте — стыдно, очень стыдно! Из воинского сословия в…
Он махнул рукой так отчаянно и с такой горячностью, отвернувшись и часто моргая, што я проникся к нему самым горячим сочувствием. Вот ведь, а?!
— В общем — прочь из Москвы, прочь из России! Я бы даже порекомендовал вам не возвращать её в квартиру, где всё будет напоминать…
— Есть где остановиться, есть… — закивал опекун, глядя на доктора, как на пророка.
— Замечательно! Ну то есть ничего замечательного… — смутившись, психиатр снова сорвал пенсне, принявшись его протирать.
— В общем, голубчик, хлопочите о паспорте для Наденьки! Я понимаю, што бюрократия наша любит затягивать такие дела, но вы уж расстарайтесь! Со своей стороны, напишу рекомендации медицинского характера. Не уверен, што сильно поможет, но уж чем, как говорится, могу.
— Так я… — дядя Гиляй показал глазами на выход.
— Ну не так скоро, голубчик! Ваш приезд некоторым образом — тоже потрясение. Несколько дней, как минимум, Наденька должна полежать у нас. Не волнуйтесь, я не сторонник… — он замялся, подбирая слова, — медицинских экспериментов. Беседы, прогулки и легчайшее медикаментозное воздействие, преимущественно успокоительные.
— Прогуляйтесь… — мягко подтолкнул нас доктор, — прогуляйтесь по саду, поговорите! И… не ждите чудес, голубчик, восстановление будет не слишком быстрым.
Девятнадцатая глава
Встал я с самово ранешнего утра с больной головой и красными глазами. Не спалось решительно, а если и засыпалось… ей-ей, лучше бы и не надо! Жути жуткие снились, и так всё на сердце давило, што ажно ныть в подреберье начало.
Отодвинув штору и поглядев в окно, где нерешительно занимался рассвет, потянулся болезненно всем телом, зевая мало не до выворачивания челюсти. Глянул на брата… спит, не разбудил ево своим завыванием.
Сонно-болезненный, прошаркал в ванную тихохонько и долго умывался, плескаючись холодной водой в морду лица и подмышками. А потом и вовсе — скинул решительно исподнее, да и ополоснулся, да под холодной водой напоследок!
Пободрев после ванны, направил было свои стопы в гостиную, выглядывая на книжных полках што-нибудь читабельное, когда унюхал табашный дым из комнаты Наденьки. Чуть приоткрыл…