— Будут работники, будет кооператив, — он чуть склонился вперёд, сощурившись, — с вами или без вас.
— Ветеранам, — он мотнул головой в сторону карты, — без помощи вашей чуть дольше придётся да тяжелей, но небось не помёрзнут и не оголодают! Да и найдутся капиталы-то, пусть и не русские.
— Бляйшман… — охнул кто-то из купцов, и собрание сразу загудело, зазвучали библейские цитаты и слова о недопустимости жидов.
— Жидами попрекать удумали? — на шее Михаила Ильича вздулись жилы, а глаза сузились так, што вот ей-ей — аспид, как есть аспид! Даже будто и зрачки вертикальные! — О прибыли печётесь, выторговать себе как можно больше?
— Здесь! — свистящим шёпотом, от которого почему-то заходилось сердце, он резко ткнул в карту, — Страна! А вы… урвать?! Библией меня… жидами?!
— Думаете, упрашивать буду, торговаться? А вот шиш вам! Вполовину… — процедил он тягуче через сомкнутые зубы, — взнос на кооперацию тогда — больше… Нет?! К бурам, к жидам… найду… Вам страну на блюдечке…
— Ты эта… — переглянувшись, рыжеватый шагнул вперёд, — не серчай, Михаил Ильич! Прости дурака старого да жадного!
Поклонившись поясно, он выпрямился, глядя на Пономарёнка ясными глазами.
— Вполовину, — сухо сказал он, — и без проволочек.
Взгляды старообрядцев сделались тоскливыми, но перечить не решились. А ну как и вправду… к жидам?!
— Отчасти, — продолжил молодой человек, — деньгами, отчасти — делами. Помощь в переезде родственников из России, фрахтовка пассажирских пароходов, товары.
— Моего, — подчеркнул он голосом, — коммерческого интереса в этом ровно столько же, сколько у каждого из вас. На равных вношу деньги, а там уже — как пойдёт!
Загудели…
— Обмирщились[33]
, — послышалось негромко от старцев даже и без горечи, а сухой констатацией, — и это ведь не самые худшие…Восемнадцатая глава
— Татэ!
— Ёся! — вскочивший было Фима стёк обратно на кресло, держа руку на поджелудочной и укоризненно глядя на ворвавшегося в кабинет сына, — С такими твоими привычками ты таки можешь сделать нас с тобой сиротами раньше времени! Ну зачем было врываться так, будто у тибе в родне казаки, а не мы с твоей мамеле, и ты об том таки узнал, и горишь расправиться со мной, как с самым близким до тибе жидомасоном!
— Сердце — слева, — ехидно поправил сын, плюхаясь в кресло для посетителей.
— Всё время путаю, — не смутился Бляйшман-старший, — но от таких твоих привычек погромщика у мине скоро будет болеть весь организм, включая галстук! Вот откуда они у тибе? Такой был культурный еврейский мальчик, и стал каким-то гусаром в пейсах! Вот кто тибе учил так открывать дверь? Ты скоро будешь её ногой!
— Ты, — сын без колебаний ткнул пальцем в отца, — помнишь? Нет? Странно… такой ещё молодой, а уже склероз и маразм?
— Сына! Одно дело — выбивать двери, когда ты захватываешь здание, и совсем другое, когда ты захватываешь кабинет собственного папеле! У мине таки тожить рефлексы, и напугался я таки не тебя, а себя!
— Вот! — Фима откинул полу сюртука, показывая небольшую кобуру справа, — Так тибе понятней?
— Эге… — озадачился сын, — так ты…
— Именно! Едва руку удержал! Думать надо, а не сперва делать, — успокаиваясь и ворча только за-ради воспитания отпрыска, уже тише сказал старший Бляйшман, — Ну и чево тибе надо так срочно, шо ты врываешься к мине, как Вещий Олег к неразумному хазарину?
— Мысль! — сын важно поднял палец, продолжая играть за Одессу, и даже чуточку утрированно. Воспитание-то у нево вполне ого, но детство, он ж счастливое, и к тому же — таки да, в Одессе!
— Я таки придумал за алмазы Шломо, — продолжил он и озадачился, — Вот же ж! Уже не только ради хохмы, но и в глубине своего иудейского сердца я воспринимаю его не то близким кузеном, не то младшим братом.
Отец вместо ответа развёл руками так, што будто бы сказал и за сибе.
— А мине давно… Ну так шо?
— Я таки думал, — Ёся откинулся на кресле с видом важным и деловым, — и решил, шо просто заработать на их продаже — скушно и моветон! Ювелирный бизнес? Таки да! Хорошая история с большой и громкой рекламой, она быстро и сразу обеспечит такой интересный взлёт, как никакая из летадл кузена!
— Фундамент — да, — продолжил он чуть спокойней после короткого молчания, — но мало! Потом — поделить производство на две, или даже — три части, здесь думать надо.
— Европейская классика, — загнул он палец, — потом русский стиль…
— Ага… — перебил его отец, задумавшись глубоко, — а вот здесь ты сильно да и молодец! Русский стиль начинает быть интересным для европейцев, а после войны и тем более! Да и староверы…
— Вот и я о том же, — подхватил сын, — и можно будет войти в этот интересный бизнес как партнёры Шломо, то бишь ему — пятьдесят один, а остальное — нам. Ну и управление. Я таки думаю, шо народ в Африке самую немножечко обрастёт жирком, и начнёт таки делать форс на золоте и алмазах. А тут такое дело, шо многие захотят абы не как у российских бар, а сильно по старине. А?!
— Голова, — восхитился старший, — а третье?
— Восток.