Юность

— Ага… — Фима задумался, прикидывая свои и Егоркины Ближневосточные контакты, родню и всех-всех-всех… и таки выходит, шо тема-то — перспективная!

Решив погордиться, глянул на сына, но тот сидел с видом загадочным, и острое чутьё подсказало старшему Бляйшману, шо в этой сокровищнице разума вытряхнуто ещё сильно не всё! Кивнув ему, принял позу самую сосредоточенную и внимательную.

— А главное… — не подвёл его Ёся, — сертификаты!

Замолкнув, он откинулся назад ещё сильней, сделав вид самодовольный и гордый.

— Ага, ага… огранить камушки, — заработала мысль старшего Бляйшмана, — посчитать их на количество и караты, потом…

Он забуксовал, хотя и несомненно — ненадолго, но Ёся не выдержал, и снисходительно поблёскивая чорными глазами, начал рассказывать план целиком, а не кусочками.

— … посчитать, — он назидательно махал перед собой пальцем, — и в рекламных буклетах писать количество камней разных каратов, предлагая изготавливать из них изделия сугубо на заказ! К каждому изделию прилагать потом сертификат соответствия, рисунок изделия и его фотографию.

— А в следующих рекламных буклетах — писать, насколько каких камушков стало меньше, и к каким именно уважаемым людям они уехали. И главное, — Ёся подался вперёд, — дороже! И сильно!

— Сильно? — Ефим поскрёб бороду, — Хм…

— Реклама, — повторил сын терпеливо, — Нам таки не нужно, штоб эти камушки все раскупили одним быстрым разом! Покупать будут, потому как они с интересной историей, а главное…

— … университет, — поставил он точку после недолгого интригующего молчания.

— К интересной истории ещё и благотворительность на университет? — старший Бляйшман задумался так глубоко, што сына не смог удержаться, и после нескольких минут томительного молчания хорошим чертёжным шрифтом написал на выдранном из ежедневника листе «Ушёл в себя, вернусь не скоро!» Прислонив его к отцу, он некоторое время хихикал, а потом начал скучать.

— Ага… — Фима повертел листок в руках, похмыкал, и бережно спрятал её в стол, намереваясь потом положить туда же, где бережно хранятся детские рисунки как самого Ёси, так и Фимы, и даже его дедушки.

— А знаешь, — тоном сытого кота сказал старший Бляйшман, — может не просто получиться, а на весь мир получиться! История эта брульянтовая паровозом все наши шахты и рудники потянуть может, потому как добыть — полдела, а вот вкусно сбыть в мелкую розницу — совсем другое. У мине даже есть план с рисунками для нашей с тобой и Шломо фирмы.

— Не знаю пока точно, но там должны быть та полусабля, львиная шкура, аэроплан и мешки с алмазами, — продолжил он задумчиво.

— Только… — Фима вздохнул, и во вздохе этом отразилась вся грусть и горечь гонимого народа, — мине Руви… то есть Санечка, такую сибе головотяпку устроил за дополнение к ево щитовой эмблеме моей компании, шо до сих просыпаюсь иногда! Веришь ли — в холодном поту! Я маленьким в погром попал, и так тибе скажу, шо Санечка — страшнее всево погрома разом, когда он за искусство!

— Хм… он озадаченно подёргал сибе за пейсу и снова задумался, — в таком разе выходит, шо нам вот прямо позарез нужно, штоб у Шломо были не только эти брульянты, но и шахты с ними! Я таки обещал, шо поинтригую в его сторону с землями за движок, но сдаётся мине, шо интриговать придётся куда сильнее, чем я думал!

— Зачем? Ты со мной и так делаешь в его пользу, как и обещал! — озадачился Ёся, — Я таки знаю, шо на кусках земли в его пользу точно есть медные, железные и прочие вкусные рудники, а за алмазы и золото есть слишком много других желающих.

— И эти другие желающие имеют куда как весомый капитал и влияние, — согласился отец, обвиснув носом, — А шо делать? Понятно, шо мы будем продавать нашей общей фирме золото и алмазы из наших Бляйшмановских шахт, но нужно таки иметь интересные шахты и Егору! Хотя бы для того, штобы всякие там поменьше об иудейском засилье!

— Своими же руками, — грустно вздохнул Ёся, соглашаясь с надом отца.

— Што там с переговорами? — переменил тему Фима, и сын на непростой вопрос только цыкнул зубом.

— Насколько хорошо для нас с тобой, — впал он в меланхолию, — настолько нет для общины в целом.

— Н-да… если уж Шмуэль Маркс еле удержался, то и…

— А куда я?! — развёл руками Ёся, — Ты и без мине знаешь за наших, которые через англичан! Сколько в петле повисли, да скольких выкупили, и доверия теперь — много хуже, чем до войны! Есть наши, которые и для буров свои, но таких и сотни не наберётся, и всё больше одесские, шо лично нам в большой плюс. С ними и нами говорят нормально и даже хорошо, но весь их и наш авторитет до одной десятой от нужного не дотягивает!

— А… эти? — Фима повёл глазами наверх.

— Эти… — сын побарабанил пальцами по столу и выдохнул, — сильно хорошо, шо ты не стал разговаривать с их представителями сам, а вроде как я отдельно и по инициативе. Такое… вокруг их «хочу и надо» крутиться всё должно, а не вокруг интересов общины. Сплошные «дай», а в ответ только «может быть». Дай шахты, дай земли, обеспечь…

— Это не крикет[34], — отозвался генерал, мрачнея на глазах и будто бы…

… переступая некий Рубикон.