Юность

Девочка хихикнула, заново вспоминая момент знакомства, зарумяниваясь от приятных воспоминаний.

— А я и правда была такая… ну, ободранная?

— И снова тибе шалом и здрасте, — всплеснула руками мать, — а я тибе об чём?! Ты за свой тогда возраст вспомни! Если бы ты в десять лет думала об прыщиках и ободранностях коленок, я бы первая заволновалась об твоём душевном здоровье!

— Мущщины, — продолжила она наставительно, — видят нас не по кусочкам, как курочку на тарелке, а целиком! И если ты им по сердцу, то целиком и вся, а не только безпрыщовыми местами! Когда он начинает морщить нос при виде какой-то твоей отдельной части, то тут два варианта — или эта часть стала больше тибе всей, или мущщина ищет повод! Для уйти или вообще.

— Я тибе даже так скажу, — она чуть понизила голос, — шо даже прынцессы какают, ты мине поняла?

— Ма-ам, фу-у… — раскраснелась девочка.

— Это не «фу-у» — передразнила её мамеле, шлёпнув слегка полотенцем пониже спины, — а жизнь! Если б я слишком много фукала, тибе бы и на свете не было, ты тоже через «фу-у!» появилась, и даже не через одно!

— Ма-ам, — лицо у Фиры вовсе уж запунцовело, отсутствием воображения она никогда не страдала.

— Не мамкай! И это не только ту «фу», о котором ты подумала, но и во время беременности было много разного фу в поганое ведро! Ты думаешь, твой папеле мине за это разлюбил? Щас с разбегу!

— А это у тибе… — женщина наклонилась и поцеловала дочку в лоб, — возраст такой дурацкий! Шоб ты понимала, Егор из деревни и немножечко с Хитровки! Он как раз и понимает за жизнь, и видит в тибе не барышню с открытки, а всю целиком. Понимает и принимает.

— Ма-ам, — протирая глаза, вышел из спальни один из сыновей, — а шо у нас на поесть? Доброе утро!

— Доброе, милый! Сейчас, сейчас… — она засуетилась, разрываясь меж дочей и сыновьями, и Фира, поняв её метания, начала помогать с завтраком. Песса Израилевна, с превеликим трудом принижая голос, рассказывала ей за мужчин и за кулинарию, переплетая их странным образом в некое гармоничное целое.

Как-то у ней всё так получалось, шо мужчин надо было готовить по рецепту, навроде борща. Выбрать качественный продукт, довести до кипенья, а потом — р-раз! Одни ингредиенты за другими, да вовремя, да помешивая, да специи потом… Цимес будет, а не мужчина!

Позавтракав, они всем семейством отправились на Привоз, общаясь по дороге со встреченными знакомцами, коих набралось чуть ли не полгорода. Из-за общения со всеми и каждым шли медленно, так што народ начал уже тянуться не только туда, но и немножечко оттуда.

А шо делать? Она же теперь не просто так, а с возможностями и авторитетом, понимать надо. Кого пристроить, кого отстроить… сложно! Такая ответственность, такая ответственность… вся в делах!

— Песса! — фальшиво улыбаясь, издали поприветствовала её идущая с рынка Сара Минкина, с которой они в молодости почти дружили, — Прекрасно выглядишь для своего почтенного возраста!

— Сарочка! Я таки помню, шо ты старше мине на полгода с большим хвостиком, но извини — спешу, и мине не до скандалов!

Фира хихикнула еле слышно, но тут же приняла вид самый благонравный и кроткий, как и положено барышне из хорошей семьи. И пусть! Пусть эта хорошесть начинается лично с неё, важен сам принцип!

— Фира, доча, а ты чего молчишь, будто и не родная? Сделай мине одолжение, поддержи приличным разговором, как ты умеешь!

— Ма-ам! Будет опять как всегда! За приличный разговор на Привозе ты сперва начинаешь мной гордиться, потом смеяться за то, шо говорю не как все нормальные люди, а потом и обижаешься, потому шо таким разговором я вроде как стыжусь тибе и делаю нарошно!

— Ой, всё! — мотанула подолом мать, и некоторое время они шли молча, общаясь только со встреченными, а не с друг дружкой.

— Я и правда да? — перервала молчание Песса Израилевна, глядя Фиру, только кивнувшую молча, — Не замечала никогда. Обижаешься?

— Да не… поначалу-то оно и да, — поправилась девочка, — но быстро и нет!

— Скучать будешь? — мать повела глазами по сторонам, захватив разом улицы и подход к Привозу.

— Н-наверное… не знаю! Дурбан, это сильно не Одесса, но всё ж таки у моря, да и говорят — красивый. Не знаю…

— Наших там много, — приободрила её мать.

— Так оно и да, — с сомнением отозвалась девочка, — но будет ли там по-нашему, я таки сильно думаю за нет!

Рахиль ждала во дворе, сидя на лавочке под деревом и нервно обкусывая заусенцы. Завидев их, она заулыбалась с облегчением, и вскочив, торопливо поздоровалась, едва ли не приплясывая от нетерпения.

— Шо ты как неродная? — удивилась Песса Израилевна, — Если тибе сильно надо, то спрашивать разрешения за туалет не нужно.

Девочка в ответ хихикнула истерично и закусала губы.

— Та-ак… — протянула многоопытная женщина, — я так понимаю, шо ты имеешь нам кое-што сказать?

— Д-да… можно только… наверху, и… — она покосилась на мальчишек, — совсем втроём?

— Ой вэй… — пробормотала тётя Песя, — чует моё сердце, шо у тибе в ближайшем будущем возможны большие неприятности.

Закивав головой с видом самым отчаянным, та помогла поднять покупки наверх и начала разбирать их, роняя постоянно.