А сейчас — война, самая настоящая война, и плевать, что она не объявлена. Плевать, что государство… или что вернее, Романовы, считающие себя олицетворением страны, считают себя вправе на любые действия, воспринимая защиту — бунтом. Это — война…
— Господа, — голос у меня каркающий, — вы похищаете чужую интеллектуальную собственность. Вы понимаете последствия этого поступка для вас лично, для ваших покровителей и страны?
Голову чуть набок, смотрю… бледнеет помощник участкового пристава. А потом как встряхнётся, как передёрнет плечами… и улыбка взбесившейся крысы в ответ! Наглая! За ним — Государство. И как же он счастлив от того, что может — больше других!
Закончив чтение конфискованных документов, Александр Михайлович обессиленной медузой расползся по креслу, прикрыв ненадолго глаза. Грубо, топорно… но ведь вышло же!
Чертежи, рисунки, эскизы и записи были обрывочны, но всё же, всё же…
— Воздушному флоту — быть!
Двадцать пятая глава
Поморщившись от сильнейшей головной боли, Сергей Александрович прикрыл ненадолго глаза и начал массировать виски кончиками пальцев. Немного отпустило, и генерал-губернатор, вздохнув еле заметно, снова принялся за работу, просматривая бумаги и делая пометки.
Великий Князь старался не давать поблажек ни подчинённым, ни тем паче себе, но сказывалось воспитание при Дворе, и форма для него стала важнее содержания. Вот и сейчас, несмотря на небывалую для Москвы летнюю жару, он сидел, затянутый туго в мундир, позволив себе только расстегнуть пуговицу ворота.
Понимая таким образом свой долг, и стараясь быть эталоном чиновника и дворянина, Сергей Александрович никогда не жаловался, а частые свои мигрени и дурноту от жары лечил героином от «Bayer».
Не в силах более терпеть всё более усиливающуюся головную боль, Сергей Александрович подрагивающими руками налил лекарства в серебряную ложечку и проглотил. Ожидая, пока его отпустит, Великий Князь подошёл к окну и ещё шире распахнул, но лицо его обдало жаром раскалённой улицы. Настроение разом испортилось, но лекарство наконец-то начало действовать, и выдохнув беззвучно, он снова сел за стол.
Оживлённая, а порой и ожесточённая борьба с Найдёновым[50]
, активно противодействующего указу о запрете слива отработанных фабричных вод, ведется с переменным успехом. Кооперация дельцов, не желающих вкладываться в очистные сооружения, оказалась изрядно зубастой даже для генерал-губернатора. Но в голову Великому Князю пришла небезынтересная идея, способная при грамотном юридическом оформлении изрядно усложнить дела Найдёнова и Ко, и он набросал на полях краткие тезисы для канцелярии.Негромкий стук прервал его размышления, и тотчас почти в кабинете возник адъютант, всем своим видом балансируя на грани меж деловитой почтительностью и едва заметной фамильярностью фаворита.
— Ваше Императорское Высочество, — чуть поклонился он, — в приёмной ожидает Зубатов Сергей Васильевич, начальник Московского охранного отделения[51]
, вы назначали на это время.Кивок…
— Проходите, Сергей Васильевич, — негромко указал адъютант Зубатову, — Его Императорское Высочество ожидает вас.
— Есть ещё люди в России, — задумчиво констатировал Сергей Александрович после ухода Зубатова, пока адъютант массировал ему голову, — очень дельный человек. Идея спорная и на первый взгляд даже несколько сумасшедшая. Легальные рабочие организации… ближе к затылку… но если разбираться вдумчиво, то ведь правильные вещи говорит! Нужно различать, и главное — отделять рабочее движение от революционного! Вбить меж ними клин!
Пальцы адъютанта заскользили чуть медленней, и Великий Князь, хорошо зная своего любимца, пояснил:
— Рабочее движение в его чистом, дистиллированном виде, ведёт борьбу за копейку, за свои экономические нужды. Революционное внушает рабочим, что решения своих экономических проблем они могут добиться только путём социальной революции.
— Зубатов… теперь виски… Зубатов предлагает возглавить рабочее движение, сделав его легальным, и разумеется, полностью подконтрольным. Некоторые меры по улучшению быта рабочих, предлагаемые им, вполне осуществимы в самые короткие сроки. Не ослабляя нажима на сторонников революции социальной, мы дадим добро сторонникам эволюции экономической.
— Золотой мост[52]
? — не прекращая массировать, спросил адъютант.— Именно, — Сергей Александрович приоткрыл на миг глаза, встретившись взглядами с адъютантом, — есть категория людей, которые не видят себя без борьбы, и если они не могут заниматься таковой в рамках служебных обязанностей, то начинают искать возможности на стороне. Этакие справедливцы от интеллигенции. Показывая им принципиальную, и самую жёсткую позицию властей в части незыблемости устоев, мы одновременно показываем возможность борьбы за права экономические, поддерживаемые нами.
— Изящно, — оценил молодой офицер и замер ненадолго, — А если применить этот метод и по отношению к студенчеству?
— Следует обдумать, — согласился Великий Князь, приходя в самое благоприятное расположение духа.