Юность

— Мне… — виновато улыбнулась она, — без этого совсем…

В глазах Рахили стояли слёзы и неизбывное горе, и Песса Израилевна, повинуясь извечному чувству материнства, прижала её к груди. Девочка сразу разревелась отчаянно, и рыдала долго, с большим горем и вкусом.

— АнтшУлдикт[56], — пробормотала она, отстранившись, но всё ещё хлюпая носом.

— Вы… — шмыганье, — знаете за мою жизнь.

— Немножечко, — сказала осторожная Песса Израилевна. Лучшей подруге дочери не сильно повезло с папеле, а когда не стало мамеле, невезения стало ещё больше.

Женщина склонялась к мысли, что он таки не шлемазл, а настоящий поц, но помалкивала. Пока Рахиль не слишком говорила о своих проблемах, можно было делать вид, шо не знаешь о них, экономя на нервах и обедах. Потому как если слишком да, это ж придётся не только улыбаться, но и помогать, а оно ей сильно надо?

Сбиваясь то на скороговорку, то начиная всхлипывать и капать глазами, Рахиль поведала вздыхающим им о своих проблемах. Постукивая зубами о чашку и захлёбываясь словами и эмоциями впополам с водой, она поведала о планах папеле, которые ей — ну совсем никак!

— Сам шлимазл, — жаловалась она, сжав руки меж колен и раскачиваясь, — и друзья у него таки же! Один к одному, как семечки в перезрелом огурце!

— Все таки… одухотворённые, — выплюнула она, замолкнув ненадолго, — а как работать и зарабатывать, так они…

Слёзы закапали у неё из глаз, лицо некрасиво скривилось.

— … замуж, — всхлипнула девочка, — мне же четырнадцать скоро, вот и… За сына своего лучшего друга. А тот…

Она разрыдалась и Песса Израилевна вместе с Фирой долго утешали её.

— Всю жизнь… — скривила она рот, — как мама! Рта не открывай, по дому… и деньги тоже она! А он… уткнётся в Талмуд, и ладно бы хоть умным был…

Несколько раз вздохнув, Рахиль немножко успокоилась.

— Решил папеле, — скривила она рот, — шо раз я умею шить, то станут таки хорошей партией для сыночки его лучшего друга! Нужно только выпросить у тибе машинку, и я стану шить за деньги, попутно рожая детей, пока они будут… в Талмудах…

— Даже так? — нехорошо приподняла бровь Песса Израилевна, задумавшись надолго, пока девочки сидели затихшие.

— Я так думаю, — сказала она медленно, и Фира с Рахилью перестали дышать, — шо твой папаша настоящий поц, раз решил дочке такую неинтересную судьбу!

Двадцать седьмая глава

Едва заметно покачав головой, Иосиф Филиппович отвёл глаза.

— Упёрлись, — выдохнул он и замолк угрюмо, пока Татьяна помогала снять пыльник. Прошаркав по паркету в разношенных ботинках в ванную, адвокат долго плескался, умываясь, и вернулся слегка посвежевший.

Горнишная наша уже хлопотала, накрывая в гостиной обед, и старик уселся на своё привышное место. Он молчал, пожёвывая дряблые губы, да мы и не торопили ево.

Жмурясь, Иосиф Филиппович медленно ел суп, по-черепашьи вытягивая вперёд худую, морщинистую шею. Расковыряв грешневую кашу с бараньей котлетой, да так и не притронувшись к ним, он вяло оживился, лишь когда Татьяна принесла пышущий жаром самовар и свои знаменитые пироги.

— Упёрлись, — повторил он, вытирая рот и откидываясь на спинку стула, — решительно не хотят ничево слушать, всячески затягивая дело.

— А может, и ну его? — предложил Коста, промокая испарину на высоком лбу.

Дёрнув щекой, Иосиф Филиппович снова пожевал губами, но всё же нехотя ответил:

— Не так всё просто, молодой человек. Частичная эмансипация оставляет лазейки для… — он задумался, подняв ввысь выцветшие глаза, — для слишком многово. Даже если толковать букву Закона беспристрастно, толкований этих достаточно, штобы при желании изрядно усложнить жизнь Егору Кузьмичу.

— Это в России, — перебил Коста, чуть подавшись вперёд, — в Африке, как я понимаю, ситуация несколько иная!

— Н-да… Неправильно понимаете, молодой человек, — покачал головой адвокат, — Частичная дееспособность не помешала Егору Кузьмичу получить офицерское звание, но это не вполне… да-с! Не полное признание!

— Иным чины офицерские ещё в люльке раздают, — прогудел опекун, сидящий каменным истуканом с мрачнеющей на глазах физиономией.

— Именно, Владимир Алексеевич, именно! — закивал старик, — Звания и ордена с пелёнок ничуть не мешают воспитателям ставить в угол, а то и пороть таких… офицеров и кавалеров за леность и проказы.

— Участие в боевых действиях, — начал было Коста, но адвокат только мотнул головой.

— В случае Егора Кузьмича можно предположить попытку оспорить… да к примеру, опеку. Да-с! Не вскидывайтесь, Владимир Алексеевич! Используя даже букву закона можно очень и очень здорово усложнить жизнь юноше, слишком уж непростая у нево биография, нда-с… Если же учитывать явную пристрастность судебной системы, можно предвидеть куда более широкий… спектр неприятностей.

— Навскидку… — Иосиф Филиппович прикрыл на несколько секунд глаза, — да хотя бы, зацепившись за неполную эмансипацию и ненадлежащую опеку… Да не вскидывайтесь вы, Владимир Алексеевич! Я вам логику судебной системы пытаюсь объяснить, притом заведомо враждебно настроенной!