Корнейчуков молчал отстранённо, вслушиваясь в город.
— Нужен кто-то, кто может не только делать речи и кидать бомбы в полицию, но и организовать из толпы хотя бы подобие войска! — агитировал его Сэмен Васильевич, загоревшийся привлечь известного африканера в свою пользу, — Если ты такое да из негров, то из наших здешних ваше да будет ещё интересней! Николай, мине и нам не нужно от вас много крови и войны, на эти глупости есть много желающих, и местами даже умеющих.
— Ну… положим, — с некоторым сомнением отозвался Корнейчуков.
— Я всегда знал, шо ты хороший и благородный человек! — заранее обрадовался Сэмен Васильевич, сверкая золотой коронкой, но видя скепсис африканера быстро добавил:
— Я дам тибе власть и пулемёт! Два! — для верности Сэмен Васильевич растопырил пальцы перед носом Николая, на что тот только дёрнул щекой.
— Коля! Ну хотишь, на колени встану!? — Недолго думая, он упал на колени прямо посреди порта, и заалевший Корнейчуков, оглядываясь по сторонам и досадливо стиснув зубы, вздёрнул уголовника на ноги.
— Коля! — норовя упасть на колени и удерживаемый только сильной рукой Корнейчукова, Сэмен Васильевич умоляюще глядел на него, прижав к груди соломенную шляпу, — Ну ты пойми — не за сибе прошу, за народ!
— За народ, говоришь… — остановился африканер.
— Да! Когда этот тухес только начинался, я таки был спокоен за Молдаванку, и оказалось, шо сильно зря! Эти идиёты с бомбами, они всё больше той же крови, шо и почти вся Молдаванка, и шо ты думаешь?
— Вот так вот! — Сэмен Васильевич щёлкнул пальцами, — Не было, и вот! Окопались! Я таки умею стрелять и махать ножиком, но перемахать всех идиётов, готовых погибнуть за просто так, мине не хватит. А к идиётам идейным примкнули одураченные, и вся Молдаванка сейчас как муравейник, в который плеснули кипятку.
— Что ты хочешь от меня? — поставил вопрос ребром Корнейчуков, сощурившись, и Сэмен Васильевич осознал, что надо говорить серьёзно, а не давить на боевого офицера разговорным жанром. Пусть пока в силу возраста и ностальгии это и работает, но…
… злоупотреблять не стоит.
— Жалко, — после короткой паузы ответил он, преобразившись. Сейчас это был серьёзный мужчина, которого легко было принять за отставного офицера с немалым боевым опытом. Наличествовала даже выправка и те неуловимые мелочи, говорящие подчас больше наград на парадном мундире, — сгорят ведь, как мотыльки.
— Предлагаешь мне пойти против анархистов? — приподнял бровь Корнейчуков.
— Не напрямую. Анархисты, они молодые, горящие идеей и отчаянно романтичные. Сам я… — пожевал губами мужчина, — не потяну, сам понимаешь. При всём моём к себе уважении…
Сухо усмехнувшись, он прямо посмотрел в глаза молодому человеку, чуть задрав голову.
— Нужен овеянный славой военный вождь, чтобы перебить одну романтику на другую, понимаешь? Несколько дней у нас есть, и за это время нужно организовать из людей здравомыслящих отряд самообороны. А потом первый порыв несколько схлынет, и самооборона выдавит потихонечку анархистов из Молдаванки. Пусть себе резвятся… подальше.
— И только? — не поверил Николай.
— Хм… разумеется, нет, — еле заметно скривил в улыбке губы Сэмен Васильевич, — под эти беспорядки у меня запущено несколько проектов… Да! Проектов! Эти беспорядки спровоцировал не я, и делать гешефт планирую тоже никак не на народе.
— Это… — нехотя продолжил мужчина, — гешефты такого рода, которые перетекают сперва в маленькую, а затем и в большую политику, ниточки которой тянутся до самой Африки.
— Я, кажется, догадываюсь… — очень тихо сказал Корнейчуков, усмехнувшись одними губами, — ладно!
— Замечательно, — скривил губы в улыбке Сэмен Васильевич, начиная смутно подозревать, что с этим застенчивым молодым человеком всё куда сложнее, чем казалось на первый взгляд… и случайно ли они столкнулись в порту?!
Тряхнув головой, мужчина выбросил из головы лишние мысли, до поры…
— Давай, — озабоченно сказал он, глянув на часы, — сразу реши вопрос с родными… может, вывезти? Могу по своим каналам помочь, и если проблема с деньгами…
— Мать с сёстрами на том же пароходе в Африку уплыли, — перебил его Корнейчуков, — а вот за вещами и оружием заехать надо.
Квартира Корнейчуков, бедно обставленная и оставшаяся без тех памятных вещиц, без которых любое жильё выглядит казармой, навевало печальные мысли. На стене виднелись тёмные пятна, выдававшие места, где когда-то висели фотографии и быть может, картины. Повсюду какой-то мелкий сор, оставшийся после переезда, и лишь немногочисленные личные вещи молодого говорили, что жильё ещё обитаемо.
Быстро собравшись и отдав ключи дворнику, щедро дав тому на чай, мужчины сгрузили багаж на ждущего извозчика.
— Молдаванка, голубчик, — приказал Сэмен Васильевич.