— Виноват. Яне вполне… э-э-э-э… — Синюгин скорчил гримасу, должную, по его мнению, отображать мучительную работу мысли.
Томашевский гримасу считал и внутренне ругнулся. Болезненно припомнив, что с сидящим напротив выдвиженцем тонкие намеки не срабатывают. Тут надобно разжевывать предельно конкретно.
— Есть информация, что к этому ЧП, более смахивающему на диверсию, может быть причастен инженер-путеец Алексеев. Вот этот самый. Читай где подчеркнуто.
Старательно шевеля губами, Синюгин прошелся по выделенному тексту.
Не постигнув сути, он невольно перекинул взгляд в начало документа, намереваясь добрать информацию из "шапочного" зачина, но Томашевский эту уловку решительно пресек:
— Отставить! Прочее тебе пока знать необязательно.
— Виноват.
— Короче, в ближайшее время нужно брать этого инженера. Равно как сцепщика Истомина и дежурившего в тот день механика мастерских Штильмана. И уже здесь, у нас, поработать с этими железнодорожниками плотнее. Как говорится, гуртом и батьку мутузить сподручнее.
Последняя фраза была произнесена хоть и цинично, но зато вполне откровенно.
— А-а-а?.. Э-э-э… Сцепщик, механик — оно понятно. Но вот… — Откровенности начальства Синюгин не оценил. Точнее — не распознал. — А что там за… информация? Я к тому, что Алексеев вроде как не имеет прямого отношения к Сортировке?
— Алексеев числится по железнодорожному ведомству с 1918 года, — едва сдерживаясь, на пальцах начал раскладывать Томашевский. — Следовательно, за эти годы был знаком с огромным количеством обслуживающего технического персонала — как нынешнего, так и бывшего. Равно как досконально знает местные тонкости и нюансы. Включая посты охраны и пути подхода-отхода к станциям. Смекаешь, куда клоню?
— Кажется, да.
— И еще: полгода назад на Сортировке проводили реконструкцию с частичной заменой полотна. Проект и последующий инженерный надзор осуществлял отдел, где сейчас трудится Алексеев. Теперь все ясно?
— Так точно, — посветлел лицом Синюгин.
"Ну наконец-то! Кажется, дошло?"
— А коли ясно — иди, работай. Горячку пороть, разумеется, не стоит. Но и не затягивайте с этим делом, время дорого.
— Слушаюсь…
Синюгин с облегчением выкатился из начальственного кабинета, а вымотанный диалогом Петр Семенович внутренне собрался и пододвинул к себе телефонный аппарат.
Властно бросил в трубку:
— Литвин! Соедини меня с Москвой. Да. Жду…
Все то время, пока дежурный обеспечивал соединение, Томашевский нервно постукивал костяшками пальцев по зеленому бархату столешницы.
— Алло?! Пал Григорич? Город Ленина беспокоит! Не отвлекаю от трудов праведных? — В голосе Томашевского отчетливо зазвучали несвойственные ему подобострастно-угоднические нотки.
Зазвучали, к слову, совсем не фальшиво. Так что, присутствуй сейчас в кабинете покойный Станиславский, наверняка вынес бы свое решительное: "Верю!"
— Тут, Пал Григорич, мои орлы одно дельце разматывают. По факту подготовки диверсии на железнодорожной станции… Так что ж? Стараемся. Враг не дремлет, но и мы бодрствуем! Именно… Я к чему веду: похоже, один из подозреваемых — близкая связь вашего… Ну вы понимаете о ком я?.. Насколько близкая? Да, можно сказать, почти родственная. Представляет интерес?.. Прекрасно. В таком случае, как только мы его возьмем, я сразу просигнализирую, и мы скоординируем дальнейшие действия… Да-да, именно в таком аспекте… А как в остальном? Супруга, детишки?.. Па-аанятно… Приветы им от меня, всенепременно… Ну не смею больше… Хорошо. Всего доброго.
Томашевский вернул трубку на прежнее место, сердито посмотрел на телефон и, спуская пар, выругался в адрес столичного собеседника:
— У-уу, холуй в лампасах! Почесалася свинья о лубянский тын!
Благо собеседник его уже не мог слышать…
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
Глава вторая